Джейн Фэйзер - Поцелуй вдовы
Епископ прищурился:
– И как же вы этого добьетесь, Томас? Тем более сейчас, когда король дал ей свое благословение?
Тонкие губы Кромвеля растянулись в улыбке.
– Существует много способов освежевать лису, епископ Гардинер, – ответил он.
Джиневра молчала всю дорогу, пока они с Хью шли по дворам и коридорам Вестминстерского дворца, а потом спустились к пристани. В небе светило бледное сентябрьское солнце. Сегодня утром, когда Джиневра проснулась в кровати Хью, оно лишь едва показалось над горизонтом. Прежде чем ехать с Хью в Вестминстер, она поцеловала девочек. Они спали, напоенные вечером белладонной.
И сейчас Джиневра непроизвольно ускорила шаг, стремясь как можно скорее увидеть их и заверить в том, что бояться больше нечего, что опять все хорошо. Если цена за это – брак с Хью и потеря независимости, она готова заплатить ее. Она спрячет свой гнев и обиду. Если Хью нравится сознавать, что отныне она зависит от его воли и милости, – пусть, зато он никогда – и Джиневра была уверена в этом – не лишит ее детей приданого.
Хью подал ей руку, помогая взойти на борт баркаса. Джиневра едва коснулась его руки и сразу ушла на корму. Сохраняя молчание, он сел напротив нее.
Гребцы взялись за весла, и баркас понесся к Блэкфрай-арз. Джиневра подставила лицо солнцу и полной грудью вдыхала запахи реки и города, в которых смешивались вонь гниющего мяса и овощей, запах тины, рыбы и грязи, аромат свежеиспеченного хлеба. Она даже различила благоухание осенних роз, донесшееся из одного из садиков, разбитых вдоль реки. Эти запахи, отталкивающие и приятные, приобрели для нее особую ценность, и она не могла надышаться ими. Все вокруг казалось ей более ярким и праздничным, чем прежде. А шум города звучал для нее как музыка. Она жива, она свободна!
Хью наблюдал за ней. Он догадывался, о чем она думает. Скоро, когда радость освобождения утратит свою остроту, она захочет знать, почему он солгал ради нее. Он не представлял, что ответит ей. Хью вообще сообразил, что оправдывает ее, только когда заговорил. Конечно, на него произвела впечатление ее речь, но этого все равно было бы недостаточно, чтобы заставить его нарушить клятву.
Просто он любит ее. И очень желает. Его страсть глубока и сильна. Однако он, не будучи уверенным, в ее невиновности, все же солгал, чтобы спасти ее. Конечно, тут сыграли свою роль и деньги. Неужели им двигали корыстные мотивы? Эта мысль была неприятна Хью. Да, он предъявлял права на ее землю от имени Робина, но он все равно получил бы ее. И Хью, и хранитель печати понимали, что он получит это поместье в обмен на то, что доставит в Лондон Джиневру Мэллори. А сейчас он сделает все, чтобы по брачному договору ему перешло гораздо больше, чем маленькое поместье. Он добьется, чтобы все было сделано так, как того требует обычай: чтобы жена передала мужу свое имущество.
Конечно, он не заберет у Джиневры все ее состояние, но он и не намерен покорно соглашаться с тем, что она считает правильным с финансовой и правовой точки зрения. Он не жалкий глупец, попавшийся в силки, расставленные умной женщиной. Джиневра должна понять, что он будет не таким мужем, как его предшественники.
Ее богатство будет способствовать тому, что Робин займет достойное место в обществе. И это положение, в свою очередь, сделает его богатым. Хью любит ее, но он не позволит ей сесть себе на шею. От их брака он получит не только радость страстной любви, он получит значительно больше. И это его право, моральное и законное.
Баркас причалил к пристани, и Джиневра поспешила сойти на берег, пока Хью расплачивался с гребцами. Она оглядывалась по сторонам и всем своим существом радовалась свободе. Вдруг в ее сознании прозвучал звонкий голос Пиппы и более мягкий – Пен, и она, решив не дожидаться Хью, почти бегом двинулась к дому.
Хью бросился вслед. Он понимал ее нетерпение.
Догнав Джиневру у ворот, он схватил ее за руку: – Джиневра!
Она остановилась. Звук его голоса после столь долгого молчания испугал ее.
– Мы поговорим, когда останемся наедине, – сказала она. – Мне надо к дочерям.
Хью выпустил ее руку. Ему хотелось вернуть хоть намек на былую близость до того, как их поглотят заботы о детях. А еще он жаждал узнать, как она теперь относится к нему. Однако дети для нее важнее, чем он со своими желаниями. Хью кивнул и, положив руку Джиневры себе на локоть – пусть все видят, как они дружны, – вместе с ней вошел в ворота.
Открыв дверь, он отступил, пропуская ее в зал. Джиневра вошла и замерла, ожидая, когда глаза привыкнут к царившему внутри полумраку.
– Мама, мама! – Пиппа соскочила со скамьи у камина – при этом с ее колен с мяуканьем слетел пушистый комочек меха – и бросилась к матери. – Пен, Пен! Мама приехала! Она уже не в тюрьме! Она здесь! – Последние слова она произнесла, уткнувшись Джиневре в юбку.
Джиневра подняла ее на руки и, крепко прижав к себе, принялась гладить по голове. От девочки пахло ванилью, и она с наслаждением вдыхала этот запах.
– Все в порядке, дорогая, – прошептала она. – Теперь все будет хорошо.
Пен, с заплаканным лицом и покрасневшими глазами, кубарем скатилась с лестницы и подбежала к матери. Встав на колени, Джиневра опустила Пиппу и обняла обеих дочерей.
– Теперь все будет в порядке, – шепотом повторила она, глотая слезы. Встреча заставила ее со всей остротой осознать, какая опасность ей грозила и чего бы она лишилась. Она бы не видела, как они растут, больше никогда бы не услышала их смех и не вытерла бы им слезы.
«Нельзя такдумать. Нужно держаться. Глупо было бы сломаться сейчас, в конце, когда пройден такой тяжелый путь».
Однако радость и облегчение после испытанного ею ужаса были слишком сильны.
– Почему ты плачешь, мама? Не плачь. – Пен гладила мать по щекам, тщетно пытаясь сдержать собственные слезы. – Тебе плохо, мама?
– Ты же сказала, что теперь все будет хорошо, – дрожащим голоском напомнила Пиппа, уткнувшись в шею матери. – Пожалуйста, не плачь.
– Я плачу, потому что счастлива, – сказала Джиневра. – Мне нужен носовой платок.
– Вот. – Хью протянул ей свой платок.
– Спасибо. – Джиневра вытерла глаза девочкам, а потом себе. – Раньше я никогда не плакала, – пояснила она ему. – Ни разу.
– Да, я знаю, – тихо проговорил Хью, вытирая ее мокрые щеки.
Джиневра не отпрянула, но и не ответила на ласку, хотя знала, что его сочувствие искреннее. Им еще предстояло многое решить, прежде чем они бросятся друг другу в объятия.
Внезапно Джиневра увидела Тилли, магистра, Грина и мастера Краудера, которые тихо стояли в сторонке, не сводя с нее настороженных вопросительных взглядов. Она подошла к ним и протянула руки.
