Признание маленького черного платья (ЛП) - Бойл Элизабет

Конечно же, у неприятностей не было красивого лица и таланта опутывать его сердце так, как это сделала Талли.

Когда Ларкен подошел к руинам, то заметил ее, девушка сидела на одном из дальних камней и делала набросок. Судя по нахмуренным бровям и поджатым губам, она больше стирала, чем рисовала, сопровождая этот процесс изрядной порцией ругательств.

– Проблемы? – спросил барон.

Она резко обернулась, едва не уронив альбом для набросков и угольный карандаш.

– О Боже. Это вы.

Он не знал, было ли это обвинением, или таким образом она давала ему понять, что рада его видеть.

Так как Талли не натравила на него Брута – маленький песик свернулся у основания одного из камней, посмотрев сперва на Ларкена, затем на свою хозяйку, перед тем, как снова заснуть – то барон предположил, что она не разозлилась из-за того, что он вторгся в ее уединение.

Между тем Талли торопливо собрала альбом и карандаши и отложила их в сторону. Она покусала нижнюю губу, а затем рассеянно провела рукой по волосам, словно пытаясь привести их в порядок.

Ларкен мог бы сказать ей, что не стоит беспокоиться, потому что ее шляпка была сброшена давным-давно, и ветерок растрепал светлые волосы. Мягкие пряди падали ей на плечи и девушка выглядела так, словно он только что пробудил ее после долгого легкого сна.

– Должно быть, я выгляжу как пугало, – проговорила она, посмотрев вниз на свое платье. – Кажется, вы всегда застаете меня тогда, когда я выгляжу не лучшим образом.

– Позволю себе не согласиться, – ответил Ларкен, подходя ближе. Ветер стих, и шелест листвы прекратился, он словно очутился в волшебной долине, где одно неловкое движение, одно неверное слово может навсегда унести ее вне его досягаемости. – Я считаю, что вы совершенно очаровательны.

Талли отвела взгляд, на ее щеках появился легкий румянец.

Подойдя еще ближе, барон поставил корзинку на камень, который располагался напротив нее.

– Что это такое? – спросила девушка.

– Полагаю, это пикник.

Она переместилась на край камня и уставилась на корзинку.

– Вы не знаете?

– Я никогда не был ни на одном, – пояснил ей Ларкен. Он предположил, что галеты и холодный чай на португальской равнине не считаются пикником.

– Никогда?

Он заглянул ей в глаза.

– Никогда. Пожалуй, вы сможете…

Но Талли уже соскочила с камня и осторожно протиснулась мимо него, так, чтобы коснуться его только самым кратким образом.

– Никогда не побывать на пикнике, – бормотала она.

Ларкен улыбнулся ее озабоченности… и готовности помочь.

Это было начало. Но начало чего?

Чего-то важного…

Между тем, Талли вытащила содержимое из корзинки, разложила аппетитные деликатесы на паре тарелок, вручила ему бутылку вина, чтобы достать из нее пробку, и стащила, когда думала, что он не видит, очень крупную и спелую ягоду клубники.

Ларкен протянул руку над ее плечом и вытащил кость для Брута.

– Вы его избалуете, – упрекнула барона Талли.

– Это была не моя идея, – ответил он ей. – Кухарка добавила ее, пока ваша сестра отвернулась. Она сказала, это для того, чтобы, гм… – он откашлялся и постарался изобразить кухарку как можно лучше: – … чтобы чем-нибудь занять эту зверюшку.

Талли засмеялась.

– И так оно и есть, – проговорила она, указывая на Брута, который потащил свой приз вверх по тропинке и скрылся из вида, словно для того, чтобы ни с кем не делиться. Затем она замерла. – Вы сказали «моя сестра»?

Он кивнул.

– Она практически загнала меня в угол.

– Мне так жаль.

– Не стоит, – сказал Ларкен. – Она дала мне много советов.

Талли застонала.

– О Господи. Ну почему же у меня такая сестра? Почему я не могла появиться на свет вместе с обычной близняшкой, которая не вмешивалась бы в чужие дела?

Теперь рассмеялся барон.

– Да, но тогда у нас бы не было всего этого, – произнес он, поднимая вверх бутылку с вином. – И должен сказать, оно очень хорошего качества. – И, чтобы подтвердить эти слова, он вытащил пробку и наполнил стаканы. Они уселись на большую глыбу мрамора, и Талли передала ему одну из тарелок.

Неужели ему показалось, или ее руки на самом деле дрожали?

Ларкен поднял голову и увидел, что она нахмурилась точно так же, как когда что-то рисовала.

– Благодарю вас, – проговорил он и начал есть.

Они ели молча, украдкой бросая взгляды друг на друга, пока, наконец, Талли не поставила свою тарелку и не посмотрела ему в лицо.

– Вы уезжаете?

Ее вопрос удивил Ларкена. И, сделав глоток вина, он ответил:

– Да.

Ее нижняя губа задрожала.

– И вы пришли сюда, чтобы попрощаться?

Попрощаться? Сердце Ларкена замерло. Это то, чего она хочет? Чтобы он уехал? И прежде, чем он смог остановить себя, барон выпалил:

– Боже, надеюсь, что нет.

И после этого признания, он потянулся, чтобы взять ее руку в свою и совершить самый опасный поступок в своей жизни.

Сделать предложение.

Взгляд Талли устремился вверх и встретился с его взглядом, когда его рука накрыла ее руку. Надеюсь, что нет? Неужели это возможно?

Девушка подавила волну радости, которая угрожала завладеть ее сердцем. Она провела весь день, не смея даже надеяться на то, что он простит ее – в самом деле, она едва не стала причиной его гибели, потому что не пошла прямо к Холлиндрейку. Она убеждала себя, что Ларкен должен презирать ее за безрассудное и упрямое поведение.

Но в его глазах сиял пылкий, страстный свет, который давал ей надежду. Давал ей нечто большее, чем это.

Этот свет возбуждал у нее стремительное, горячее желание.

– Милорд… – прошептала Талли.

– Джефф, – поправил он.

– Прошу прощения? – переспросила девушка, поднимая глаза от его руки, пальцы которой переплелись с ее пальцами, связывая их вместе. Этот жест был таким простым, но значил очень много. Ларкен не собирался отпускать ее. И он здесь не для того, чтобы попрощаться.

– Пожалуйста, называй меня Джефф.

Талли покраснела, от подобной интимности по ее телу снизу вверх прокатилась волна жара.

– Джефф, – тихо проговорила она, это имя слетело с ее губ, словно сладкая конфета. – Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

– За что? – спросил барон, совершенно сбитый с толку.

– За все, – торопливо ответила девушка, другой ладонью накрыв его руку. – За то, что привела тебя сюда, впутав во все это дело. Если бы я не помогла Пиппин вызволить Дэша из тюрьмы, то тогда тебя бы никогда не послали…

Убить Дэша.

Невысказанные слова повисли в воздухе между ними.

Ларкен притянул ее ближе, обнял и поцеловал в макушку.

– Да, да, мы оба знаем, что я должен был сделать. И если бы ты не сделала то, что не должна была, то мы могли бы никогда не встретиться, – сказал он ей. – И это было бы совершенно непростительно.

– Я едва не привела тебя к гибели, – сказала Талли, ощущая тошноту при воспоминании о том, как он лежал на полу конюшни, связанный, с окровавленной головой.

– Едва, но я все еще здесь, – возразил он. – И главным образом из-за тебя.

– Меня?

– Да, конечно же, из-за тебя. Ты сделала для меня больше, чем сможешь когда-либо узнать. Я был безнадежно пропавшим перед тем, как встретил тебя. Я даже не понимал, насколько сильно, пока ты, споткнувшись, не ворвалась в мою жизнь.

– Без всякого преувеличения, – поддразнила его Талли, ее сердце было переполнено. – Хвала небесам, что ты оказался там, чтобы подхватить меня.

– И я хотел бы быть рядом с тобой, то есть, чтобы подхватить тебя, – нерешительно произнес Ларкен, а затем посмотрел ей в глаза и произнес одно слово, которое она никогда не думала от него услышать: – Навсегда.

Талли поняла, что это предложение, которое Ларкен сделал каким-то неловким образом. Ни длинных напыщенных речей, ни прямого вопроса, только его собственная манера говорить о том, что он хочет ее. Навсегда.

И она поняла, что должна ответить «да», но ответила ему своим собственным образом.