Признание маленького черного платья (ЛП) - Бойл Элизабет

Барон поднял голову и посмотрел на старые конюшни, где Дэша заперли в стойле и поместили под охрану – но охранников нигде не было видно. Они ушли. Оставили Дэшу возможность…

Черт побери!

Ларкен помчался через лужайку, но ржание лошади внутри конюшен заставило его резко остановиться, как раз перед дверьми.

Он заглянул внутрь и, к своему изумлению, увидел, как лорд Госсетт ведет своего премированного жеребца к камере Дэша. Говорили, что это животное было самым быстрым в Англии, и что виконт оказывался от всех предложений продать его.

Конь на самом деле обладал всеми этими достоинствами, но вовсе не великолепное животное остановило Ларкена. Набитые седельные сумки на лошади, словно всадник собирался совершить быстрое, тяжелое путешествие, говорили о многом.

Госсетт остановился рядом с камерой Дэша.

– Просыпайтесь, сэр, – сказал виконт. – Я пришел с предложением.

Ларкен проскользнул внутрь и спрятался в одном из стойл. Он подумал, что Дэш заметил его, но когда снова посмотрел на своего друга, тот не обратил на него внимания.

– Вставайте, – проговорил Госсетт. – У нас не так много времени.

Дэшуэлл зашевелился и встал с табурета, а затем подошел и встал напротив виконта.

– Чего вы хотите?

– Чтобы вы взяли эту лошадь, золото в седельных сумках, эту карту и поехали прямо к побережью.

Рассмеявшись Дэш сел обратно на табурет.

– И что? Чтобы меня застрелили, когда я буду проезжать через первый же луг? Пожалуй, нет, милорд.

– Дэшуэлл, я рискнул всем, что у меня есть, чтобы сделать это, – ответил ему Госсетт, и глубокие эмоции в его голосе были настолько пронизаны правдой, что у Ларкена замерло сердце. Виконт был настроен серьезно.

– Я освобожу вас и устрою вам безопасное отплытие из Англии при одном условии.

Ларкен подался вперед. Что, черт побери, делает Госсетт?

– Условии? Позвольте мне угадать. Это имеет какое-то отношение к леди Филиппе?

Госсетт покачал головой.

– Нет. Это имеет отношение к леди Госсетт. Моей жене.

Всего лишь мгновение потребовалось Дэшу, чтобы понять то, что было сказано. И Ларкену тоже. Ради всего святого, нет!

Леди Филиппа вышла замуж за Госсетта, чтобы спасти Дэшуэлла.

Подлинная боль омрачила лицо Дэша, и это разрывало Ларкену сердце. Госсетт поступил бы милосерднее, если бы просто всадил в капитана пулю.

И когда окончательность этих слов проникла в его сознание, Дэш рванулся вперед и ухватился руками за решетку.

– Что, черт побери, вы сделали? Что вы с ней сделали?

Виконт не сдвинулся с места и сказал с такой же напряженностью:

– Ничего больше того, что вы должны были сделать, когда у вас был шанс. – Он помолчал. – Я женился на ней. Теперь она далеко за пределами вашей досягаемости.

Намек в его голосе был ясен. Пиппин всегда была за пределами его досягаемости.

Дэш отчаянно метался по камере.

– Она не сделала бы этого. Не сделала. Если только вы не… – Он снова бросился к решетке, его рука потянулась к виконту, и на этот раз Госсетт отступил на шаг.

– Если вы думаете, что я заставил ее, то вы ошибаетесь. И могу добавить, что убеждение не заняло много времени, так как я могу предложить ей многое, а что можете дать ей вы, Дэшуэлл? Казнь через повешение за то, что она помогала вам? Возможность того, что за ней будут охотиться так же, как и за вами? Это то, что вы предлагаете леди?

– Я должен убить вас. – Дэш с такой силой стиснул прутья решетки, что костяшки его пальцев стали смертельно-белого цвета.

– Это был бы лишь один из способов достижения цели, – проговорил Госсетт, вытаскивая из кармана длинную цепочку, очевидно, позаботившись обо всем, включая ключ. – Но это не вернет вам расположения леди. – Он помедлил перед тем, как вставить ключ в отверстие замка. – Свобода, Дэшуэлл, или смерть?

Дэш кивнул, и Госсетт выпустил его из камеры.

О, Господи, подумал Ларкен, ничем хорошим это не кончится. Он готов был спорить на свой лондонский дом, что Госсетт и понятия не имел, насколько опасен может быть человек, которого он только что освободил. Но Ларкен-то знал, потому что много раз видел, как капитан сражался, выбираясь из более серьезных потасовок, чем просто трактирные драки.

Американец вышел из тюремной камеры, помедлил, оценивая виконта прищуренным взглядом, а затем сжал руку в кулак и ударил его в лицо с такой силой, что сумел опрокинуть бы мужчину в два раза больше виконта. В действительности, эта сила опрокинула Госсетта навзничь, он упал на свой зад и перекатился по грязи и соломе на полу конюшни.

Но, к его чести, он поднялся, отряхнулся и уставился на Дэша с неумолимым спокойствием человека, который окровавлен и в синяках, но все равно победил.

– Полагаю, я это заслужил.

– Я должен убить тебя, чертов ублюдок, – ответил Дэш.

Госсетт проигнорировал его, протянул руку и подобрал поводья своего коня, а потом бросил их Дэшу.

– Обращайтесь с ним бережно. – Затем он вытащил из-за пазухи пакет и передал капитану. – Там, внутри, карта, на которой обозначены мои поместья отсюда и до Гастингса, а также записка слугам с моей печатью, чтобы они хорошо накормили вас и помогали вам до тех пор, пока вы не доберетесь до побережья. Полагаю, золота внутри будет достаточно, чтобы вы нашли кого-то, кто закроет глаза на ваше нынешнее положение и окажет вам помощь, безопасно вывезя вас из Англии.

Дэш заглянул внутрь и кивнул. Затем он перевел взгляд на то место за плечом Госсетта, где прятался Ларкен.

Итак, американец видел, как он зашел в конюшни.

– Я только надеюсь, что смогу без помех выбраться отсюда.

Ларкен понял, что его друг имел в виду. То, что он не станет вмешиваться и останавливать этот побег. Барон высунулся из тени и поприветствовал Дэша, а затем повернулся спиной, когда тот садился на крепкую лошадь.

– Берегите это животное. Этот конь – один из лучших в стране, – проговорил Госсетт. – И если вы устроите так, что он вернется ко мне, то я буду у вас в долгу.

Ларкен едва не рассмеялся. Госсетт! Всегда благороден, полагая, что и все остальные будут вести себя точно так же.

Но, к его чести, Дэш кивнул. Потому что понимал, что для джентльмена хорошая лошадь была подобна быстроходному судну для морского капитана. Затем он наклонился вниз и сказал что-то Госсетту, что Ларкен не сумел расслышать, а после пришпорил лошадь и умчался из конюшни с такой скоростью, словно его преследовал сам дьявол.

Ларкен все еще не мог постичь, как леди Филиппа могла сделать нечто подобное. Своим решением она добыла свободу и жизнь для Дэша, но заплатила за это ужасную для них обоих цену.

Барон закрыл глаза и прислонился лбом к столбу, слушая, как Госсетт покидает конюшни.

Что, если бы это была Талли? Замужем за другим? Что, если бы он позволил своей одержимости честью и долгом, своим страхам из-за мрачного прошлого, навсегда разлучить их, как это сделал безрассудный характер Дэша?

Как только он понял, что Госсетт ушел далеко от конюшен, Ларкен выскользнул в сады, потому что знал, что не может позволить себе совершить ту же ошибку, что и его друг, и потерять свое сердце.

Ларкен шагал по лесной тропинке к искусственным руинам, держа в руке основательно нагруженную корзинку. Герцогиня провела последние полчаса, следуя за ним пот пятам, помогая ему упаковать эту корзину и выведывая, каковы его намерения в отношении ее сестры – о чем, к счастью, ему удалось умолчать благодаря своевременному прибытию Холлиндрейка, который практически утащил жену прочь и оставил Ларкена в покое, чтобы тот сам нашел свой путь.

Пока он тяжело ступал по тропинке, запах листвы и полевых цветов смешивался с влажным воздухом под деревьями. Солнечный свет то тут, то там проникал сквозь густой покров наверху.

Если бы только сердце не стучало так отчаянно в его груди. Господи, можно было подумать, что он никогда раньше не сталкивался с неприятностями.