Гюи Шантеплёр - Невѣста „1-го Апрѣля“
И онъ добавилъ, этотъ разъ шутя:
— Отчего бы вамъ еще не поговорить объ американской конституціи во время предстоящей прогулки? Это можетъ быть было бы средствомъ утомить вашу обыкновенную свиту.
Сюзи посмотрѣла на него и сказала откровенно:
— Но у васъ у самого есть превосходное средство утомить мою обыкновенную свиту?
— Скажите его скорѣе.
— Это… самому сыграть роль жениха немножко лучше, чѣмъ обыкновенно, напримеръ, оставаться подлѣ меня, бросаться за цвѣтами, на которые я смотрю, имѣть видъ…
Миссъ Севернъ смѣялась, но въ голосѣ ея была едва замѣтная дрожь.
— Наконецъ, — заключила она, — вы знаете прекрасно, какой видъ имѣютъ женихи, не такъ ли? и что у васъ его совсѣмъ нѣтъ… это не упрекъ!
— Онъ былъ бы немного несправедливъ, я думаю. Вы мнѣ заявили, что женихи, согласно обыкновенному шаблону, вамъ очень скучны и что вы желали бы добраго товарища.
Она вновь засмѣялась:
— Это совершенно вѣрно… но одинъ разъ, для разнообразія!
У Мишеля сердце немного сжалось. Упрекъ или нѣтъ, но въ замѣчаніи Сюзанны была доля правды; однако, онъ молчалъ, постоянно одержимый страхомъ стать игрушкой кокетки. Съ нѣкотораго времени, съ бала въ особенности, миссъ Севернъ старалась ему нравиться, онъ это видѣлъ, чувствовалъ; временами это заставляло его испытывать радость, доходившую до тоски, а иной разъ одна тоска его душила, и онъ задавалъ себѣ вопросы, не былъ ли онъ самъ ничѣмъ другимъ, какъ раздраженнымъ гордецомъ. Понялъ ли бы онъ, увлекся ли бы онъ очаровательной прелестью Сюзанны внѣ волнующей атмосферы поклоненія, лести, которая уже съ мѣсяцъ окружала молодую дѣвушку, похорошѣвшую отъ того восхищенія, какимъ ее облекало столько взглядовъ? Не страдало ли его мужское тщеславіе больше, чѣмъ его сердце, когда его невѣста смѣялась, веселилась тамъ, гдѣ его не было, когда она стремилась быть красивой и изящной для всѣхъ, не стараясь нравиться лишь ему одному? Онъ стыдился этого чувства, которое онъ считалъ недостойнымъ своего характера, онъ отказывался этому вѣрить, онъ мучился сложностью своего настроенія, дѣлавшаго его непостояннымъ и несчастнымъ.
Такъ какъ Треморъ молчалъ, миссъ Севернъ спросила:
— Одинъ разъ хотите поухаживать за мной въ продолженіе цѣлаго дня, для того, наконецъ, чтобы другіе не могли за мной ухаживать?
Забавная шаловливость тона не позволяла предположить не только полное отреченіе отъ дружеского договора на башнѣ Сенъ-Сильвера, но даже и простую насмѣшку въ этомъ вопросѣ, но именно благодаря этому, самый вопросъ казался довольно двусмысленнымъ и какъ бы немного коварнымъ.
— Очень хочу, — отвѣтилъ Мишель, улыбаясь также, можетъ быть менѣе чистосердечно. — Я боюсь только какъ бы сравненія, который вы станете проводить, не оказались для меня неблагопріятными.
Сюзанна легко повернулась къ Тремору и, смотря на него взглядомъ сквозь опущенныя рѣсницы, бывшимъ однимъ изъ ея средствъ очарованiя:
— Если бы вы такъ думали, — пробормотала она, — вы этого бы не сказали.
И такъ какъ она протянула Мишелю черезъ лошадь и поверхъ вожжей свою руку, державшую хлыстикъ, онъ взялъ ее и прижался къ ней губами. Возраженіе молодой дѣвушки и это движеніе Мишеля расходились такъ очевидно съ обыкновеннымъ тономъ ихъ отношеній, являлись такъ неожиданно немедленнымъ примѣненіемъ на практикѣ новаго, только что заключеннаго между ними соглашенія, что Сюзанна расхохоталась.
— Поздравляю васъ, Майкъ, вы совершенно попали въ тонъ!
Майкъ сумѣлъ „выдержать тонъ“ и въ репликѣ, но этотъ разъ ему не хватало убѣжденія, и разговоръ скоро стихъ.
— Безъ двадцати минутъ два! — воскликнула миссъ Севернъ, бросивъ взглядъ на часы, приколотые къ ея корсажу. — Мы ужасно запоздали.
И ударивъ концомъ хлыста по бедрамъ Пепы, она пустилась рысью.
Холмъ, носящій идиллическое названіе „Козьяго холма“, подымается среди вырубленнаго лѣса, судя по остаткамъ древесныхъ стволовъ, срѣзанныхъ почти у самаго корня. Это груда глины, перемѣшанной съ камнемъ, запущенная, гдѣ цѣпляется дрокъ и верескъ, и верхушку которой покрываютъ нѣсколько малорослыхъ елей. Если козы посѣщаютъ этотъ холмъ, онѣ должны здѣсь находить скудное питаніе. Но въ это осеннее утро присутствіе гуляющихъ особенно оживляло „Козій холмъ“, по большей части скучный и пустынный.
Группа всадниковъ, красиво сидѣвшихъ верхомъ, посреди которой рѣзко выдѣлялись на зеленомъ фонѣ тонкіе и какъ бы болѣе подвижные силуэты нѣсколькихъ амазонокъ и красное платье г-жи де Лоржъ, окружала ландо Шеснэ, въ которомъ г-жа Рео, больная уже нѣсколько дней, сидѣла рядомъ съ г-жей Сенваль. Въ 15-ти метрахъ отъ кареты и отъ своихъ лошадей, щипавшихъ траву подъ присмотромъ крестьянина, господа Сенваль и Депланъ курили, расположившись на большихъ камняхъ, между тѣмъ какъ молодые Понмори занимались изслѣдованіемъ „Козьяго холма“. И по всей этой пустоши перебѣгалъ непрерывный шумъ голосовъ, веселыхъ и какъ бы возбужденныхъ разговоровъ съ изрѣдка долетавшимъ взрывомъ женскаго смѣха, которому какъ бы нетерпѣливо отбивала ногой тактъ застоявшаяся лошадь или который прерывало появленіе новаго лица.
Уставъ отъ неподвижности, Симона Шазе, маленькая и миловидная, мужественная въ своей амазонкѣ и мужской шляпѣ, пустила рысью вокругъ прогалины свою лошадь, затѣмъ, замедливъ ее аллюръ, стала подробно разглядывать восхищенными глазами верескъ, устлавшій землю, тонкій, какъ хорошенькіе колокольчики, готовые хоронить своимъ звономъ кончавшееся лѣто.
Ловкимъ маневромъ Поль догналъ молодую девушку.
— Хотите, чтобы я ихъ вамъ нарвалъ? — спросилъ онъ, безсознательно исполняя одинъ изъ совѣтовъ, даваемыхъ почти въ этотъ же самый моментъ Сюзанной Мишелю.
— Нѣтъ, я съ большимъ удовольствіемъ нарву ихъ сама.
— Тогда, хотите, чтобы я вамъ помогъ сойти съ лошади?
— Вы думаете, что у меня есть еще на это время? — возразила она, соблазненная этимъ предложеніемъ.
— Треморъ и миссъ Севернъ еще не пріѣхали, у васъ еще много времени, — утверждалъ Поль, счастливый угодить своему кумиру.
М-ль Шазе быстро освободилась отъ стремени, но раньше чѣмъ она могла догадаться о его намѣреніи, молодой человѣкъ, уступая непреодолимому побужденію, взялъ ее въ свои руки и поставилъ на землю.
Она испустила слабый крикъ и поблѣднѣла.
— Вы меня испугали, Поль, — сказала она съ упрекомъ, отступая на нѣсколько шаговъ отъ него.
— О! прошу прощенія, — молилъ онъ, — неужели вы разсердились?… я вамъ причинилъ боль?
— Вы мнѣ не причинили боли, но я не люблю рѣзкихъ манеръ.
Она говорила тихо; правильныя черты ея красиваго лица, напоминавшаго картинку изъ художественнаго альбома, омрачились. Поль опустилъ голову.
