Анна Рэндол - Грехи негодяя
Сердце Оливии дрогнуло.
– Что за план?
В этот момент вернулся Йен и протянул ей тоненькую белую свечку.
– Подожди внутри. Там тепло. Или по крайней мере не так холодно. А мы немного здесь осмотримся. Это сделать быстрее и проще, если ты не ходишь за нами по пятам.
Оливии отчаянно хотелось знать, что решил Клейтон относительно фабрики. Но все же ей хватило ума понять, что она сейчас только связывала руки мужчинам. Поэтому она – пусть и нехотя – кивнула:
– Ладно, хорошо.
Мужчины дали ей нож и велели использовать его, если возникнет необходимость. После этого тотчас ушли.
Войдя в церковь, Оливия обратила внимание на пожилого мужчину, который опустился на колени, чтобы перекреститься. Стены церкви были скрыты за позолоченными, богато украшенными иконами и дымкой сотен зажженных свечей.
Старик же стоял на коленях почти в самой середине церкви, и еще несколько человек стояли у разных икон; они или молча кланялись, или что-то тихо шептали и целовали стилизованные изображения святых.
У викария Оливии, несомненно, началось бы сердцебиение от столь явного идолопоклонничества, но она почувствовала во всем этом завидную искренность.
Оливия медленно подошла к стене, где почти не было верующих. Судя по маленькой надписи под иконой, перед ней была святая Евлалия [2]. Оливия не знала ее истории, но женщина лежала, очевидно, бездыханная, под слоем снега. А на нее пристально, с укором смотрел какой-то святой со строгими глазами.
Тут Оливия обернулась. Свечи перед ней затрещали из-за порыва морозного воздуха из открытой двери. Вошли два священнослужителя. Подолы их длинных ряс были мокрыми от снега.
– Я слышал, генерал Смиркин уже говорил с царем о выводе трех священников из его совета, – сказал один из священников.
– Люди не потерпят этого, – буркнул другой.
– Вчера это можно было утверждать с уверенностью. Но после разоблачения митрополита Станислава, убившего девушек, все не так однозначно. Люди обозлены, и… – Их голоса стихли, когда они удалились за алтарь, и Оливия так и не услышала окончания разговора.
Она поднесла фитилек своей свечи к пламени единственной горящей свечи у иконы святой Евлалии. Затем, снова оглянувшись, увидела, как в церковь вошла хорошо одетая женщина, закутанная в меха. Из-под ее пушистой меховой шапки выбились несколько рыжих локонов.
Рыжие волосы?
– Катя?
Княгиня резко повернулась, и на ее лице отразилось облегчение.
– Ты здесь?! А где же Клейтон?
Оливия нахмурилась.
– Откуда ты узнала, что мы здесь? – Они не видели княгиню с тех пор, как они покинули ее дом накануне.
– Но ведь я знала, что флаг здесь. Он предназначен для меня.
Оливия в ужасе похолодела и достала кинжал.
– Ты одна из агентов?
Катя кивнула и протянула к ней руки, показывая, что в них ничего нет.
– Я не вооружена. Я пришла сюда, чтобы признаться.
Оливия с силой сжала рукоятку кинжала.
– Я знала, что если вы расшифруете запись, то придете в места, где будут сигналы. Я надеялась, что смогу найти вас. – Лицо княгини было мрачным и усталым. – Работай я на них, не стала бы себя выдавать. Понимаешь?
– А может, ты хотела нас убить?
Княгиня пожала плечами:
– Тогда зачем бы я стала предварительно признаваться в этом?
Оливия подозревала, что Клейтон сумел бы угадать причину, но ей это оказалось не под силу. Она медленно опустила кинжал.
Катя же со вздохом сказала:
– Мне нужна ваша помощь. Да, не хотелось бы это признавать, но мне необходима помощь Клейтона.
– В чем? – Оливия напряглась, когда рука Кати скрылась в сумочке. Но княгиня достала оттуда всего лишь свечу. Она зажгла ее, и пламя заплясало в ее дрожащей руке.
– Ты должна понять. – Катя поставила свечу и несколько секунд водила руками над ней, словно пытаясь согреться. – Я видела много ужасов во время своих путешествий, но не описала их в своей книге. Дети с раздувшимися от голода животами, а рядом – царские поля, на которых созрел богатейший урожай. Крепостные, которых пытали хозяева, превращая их в куски мяса. – Княгиня передернулась от воспоминаний. – И опустевшие города, рискнувшие выступить против императора. А вокруг – грязь и болезни.
Оливия вспомнила кое-что из книги Кати.
– И ты выбрала Васина?
Катя оглядела маленькую церковь.
– Я забыла, что ты знала Васина только со слов Клейтона и этого глупца Аршуна. – Княгиня сокрушенно покачала головой. – Васин был… многолик. Очаровательный собеседник. Блестящий ум. Видишь ли, хотя… Да, он был безжалостным, но лишь потому, что прекрасно понимал, куда катится Россия. И еще… – Катя умолкла, и в глазах ее блеснули слезы.
– Тогда почему ты здесь? – спросила Оливия.
– Я не согласна помогать Аршуну, но…
– Что вы должны были сделать, увидев флаг?
– По поручению Васина я последние годы собирала информацию об императрице. Ничего ужасного, ничего пагубного, особенно… если сравнить с тем, что они сделали с митрополитом.
– О каком митрополите ты говоришь? – снова перебила Оливия.
– О том, которого арестовали за убийство девушек. Васин внедрил в его дом агента. Служку, наверное.
– А тебя он внедрил к императрице?
Гнев и возмущение Оливии, должно быть, отразились в ее голосе, потому что Катя ненадолго замолчала. Потом, тяжко вздохнув, вновь заговорила:
– В Российской империи много неправильного, поэтому народ должен иметь своих представителей в правительстве. Я всегда так считала, и мое мнение не изменилось.
– А почему бы тебе не выдать информацию, которой обладаешь? Или ты считаешь свою цель настолько благородной?
Пламя свечи освещало бледное лицо Кати, делая ее похожей на икону.
– Я думала, результаты оправдают то зло, которое я буду вынуждена творить.
Оливия молча пожала плечами; она не знала, что на это ответить.
Княгиня же со вздохом прикрыла глаза и тихо проговорила:
– Императрица Елизавета оказалась совсем не такой, как я думала. Она робкая и добрая. Не могу предать ее доверие. И не желаю, чтобы ее убили.
– Но ведь благо многих дороже, чем жизнь одной женщины, – заметила Оливия.
Катя вздрогнула и пристально взглянула на собеседницу.
– В чем ты пытаешься убедить меня?!
Оливия вновь пожала плечами.
– И вообще, о чем мы говорим? – Похоже, Катя взяла себя в руки. – А может быть, ты хочешь что-нибудь рассказать о себе и Клейтоне или о твоей фабрике?
