Анна Рэндол - Грехи негодяя
Йен проехал мимо дома Аршуна. Из трубы валил дым. Снег на тропинке, ведущей к входной двери, был утоптан множеством ног. Граф явно был в доме не один.
Отъехав на некоторое расстояние, Йен остановил лошадей.
– Сколько там революционеров? – спросила Оливия.
Клейтон спрыгнул на снег.
– Именно это я сейчас и намерен выяснить.
Не имея теплого Клейтона под боком, Оливия сразу начала дрожать. Она знала, что не должна смотреть ему вслед, но ничего не могла с собой поделать.
– Он же не пойдет в дом, правда?
Йен пожал плечами.
– Лучше бы пошел. Иначе в следующий раз с лошадями останется он. – Йен щелкнул языком и развернул сани. – Не беспокойся. Там не больше шести-семи человек.
– Шесть или семь… Ты шутишь?
Йен нахмурился и пробурчал:
– Нет, не в этот раз. – Спрыгнув на снег, он набросил несколько одеял на спину лошадям. – Ты упускаешь уникальную возможность, – добавил он, вытирая заледеневший пот с животных.
– Что?… – Оливия тщетно пыталась отделаться от мыслей о Клейтоне, возможно, сражавшемся сейчас с полудюжиной революционеров.
– Я кладезь информации о Клейтоне, а ты еще не задала мне ни одного вопроса о нем. Почему?
Она взглянула на Йена вопросительно.
– И ты мне что-нибудь о нем расскажешь?
– Женщина, которая не пристрелила Клейтона, хотя имела такую возможность, – редкий человек. Ты знаешь, что Мэдлин сделала такую попытку?
– Какую? – Оливия почувствовала, что совершенно сбита с толку.
– Пристрелить его. И попала в бедро. Потом она утверждала, что это был несчастный случай и он случайно оказался на линии огня, но мы все знаем правду.
У Оливии закружилась голова. Тем не менее она понимала, что Йен, возможно, просто отвлекал ее.
– Разве это не секретная информация? – спросила она.
– Личная – может быть, но ни в коем случае не секретная. К тому же если я предоставлю Клея самому себе, то он так и останется для тебя мрачной и таинственной фигурой, пока не станет слишком поздно, то есть… пока ты от него откажешься. – Йен снова залез в сани и укрылся оставшимися одеялами. Потом из-под одеял показалась его рука, держащая полураздавленное печенье. – Вот, возьми.
Оливия взяла предложенное угощение.
– Слишком поздно – для чего? – спросила она.
– Для того чтобы он разобрался наконец в своих чувствах. Он должен осознать, что все еще любит тебя.
– Что?… – Сбита с толку – пожалуй, это еще мягко сказано. – Но он ведь не любит меня. Больше не любит. – Возможно, он доверял ей. И хотел ее. Но не любил.
– Тогда почему он не изучил твою жизнь, когда собирал информацию о фабрике?
Ответ, по мнению Оливии, был очевиден.
– Потому что ему все равно.
– Ошибаешься. Ты слишком хорошо знаешь Клейтона, чтобы так говорить. Он дотошен и методичен во всем, однако не проявил никакого интереса к твоей жизни за последние десять лет. Странно, не так ли? Создается впечатление, что он хочет что-то доказать самому себе.
– Если ты считаешь, что он занялся фабрикой, чтобы пообщаться со мной…
Йен засмеялся:
– Нет. Конечно, нет. Он уничтожит все. – Улыбка исчезла с его лица. – И потом будет ненавидеть себя за это.
– Я пытаюсь его остановить.
– Нет, ты пытаешься спасти фабрику.
«Интересно, почему Клейтон никогда не говорил, что его друг безумен?» – подумала Оливия. Помолчав, спросила:
– Но ведь это одно и то же, верно?
– Снова ошибаешься. Есть информация, которую ты можешь сообщить Клейтону, и это его остановит.
Этот человек никак не может знать… А Йен с улыбкой продолжал:
– Да, я такой. Всезнайка. Иногда мне кажется, что это мое проклятие.
Оливия разломила печенье.
– Тогда фабрику уничтожу я. И буду ничем не лучше, чем мой отец.
– А ты такая? Пытаешься достичь цели любыми средствами?
«Да, я дочь своего отца».
– Если мне и приходилось лгать, то только ради благих целей.
– Но если ты будешь держаться за свою ложь, то уничтожишь Клейтона снова. Он верит тебе. Ты же знаешь Клейтона. Он ничего не делает наполовину. Так что тебе придется выбирать: фабрика или мужчина.
– Если я расскажу ему все, что скрывала, то потеряю и фабрику, и мужчину.
– Возможно. – Йен взял у нее кусочек печенья и бросил себе в рот.
Он считает, что она сдастся и потеряет все? Господи, как же она устала от потерь!
– Тогда я не смогу… – пробормотала Оливия.
Йен пожал плечами, продолжая энергично жевать.
– Ты вполне можешь проигнорировать совет всезнайки.
– Кто здесь всезнайка? – спросил Клейтон, неожиданно подошедший к саням.
Наконец-то! Он в безопасности! Оливия спрыгнула на снег и обняла любимого.
– Мы с Мэдлин предпочитали называть этого человека не всезнающим, а всеядным, – с усмешкой добавил Клейтон.
Оливия попыталась улыбнуться, но слова Йена оказались слишком близки к истине. Да-да, фабрика – или мужчина. И фабрика – наилучший выбор. В конце концов, она дает работу многим семьям.
– Их там девять человек плюс Аршун, – сообщил Клейтон.
Йен выпрыгнул с саней и взглянул на дом. Клейтон же обнял Оливию за талию и, приподняв, посадил на сиденье кучера. Затем вложил ей в руки вожжи.
– Что мне тут делать? – спросила она.
– Если мы не подадим тебе сигнал через десять минут, ты уедешь и не вернешься, – приказал Клейтон.
Неужели эти двое считали, что она станет терпеливо ждать, пока они будут драться с десятью противниками?
Словно отвечая на ее вопрос, Йен хлопнул в ладоши и проговорил:
– Твой любовник тебе этого не скажет, а я скажу: ты не имеешь специальной подготовки. Ты, конечно, можешь пойти с нами, но тем самым подвергнешь нас еще большей опасности.
Оливия знала, что Йен прав, но не могла согласиться с такой постановкой вопроса. Вздохнув, она тихо проговорила:
– Если вы не вернетесь через… семь минут, я иду за вами.
Клейтон закутал ее в одеяло.
– Это угроза?
Оливия, нахмурившись, покосилась на него и пробурчала:
– Да, угроза.
Йен же с усмешкой сказал:
– Значит, семь минут? Ничего не имею против вызова. Уложимся в пять.
Мужчины подошли к дому и почти сразу скрылись из виду.
Оливия напряженно прислушивалась, но не услышала звуков борьбы. Тут жалобно заржала лошадь, и она ослабила поводья. Чтобы от беспокойства не сойти с ума, она начала считать. Лучше уж считать, чем думать о том, что происходило в доме.
