Подмененная - Карр Филиппа

— Вы намекаете на то, что мне следует попробовать обогатиться этим опытом?

— Я бы ни за что не решился предложить вам такое. Напротив, я приношу искренние извинения за то, что вообще завел разговор на эту тему.

— Я принимаю ваши извинения, и давайте оставим эту тему.

— Позвольте, я налью вам?

— Нет, спасибо. Теперь я поеду. Мне действительно пора. Дома еще полно дел.

Он опустил голову:

— Вначале я хочу удостовериться в том, что я действительно прощен.

— Вы принесли извинения, и я приняла их.

— Я вел себя очень глупо.

— А я считала, что вы очень умны благодаря вашему жизненному опыту, который, я уверена, исключительно богат.

Жан-Паскаль обратил ко мне такой потерянный взгляд, что я невольно рассмеялась.

— Так-то лучше! — воскликнул он, — Теперь я верю в то, что воистину прощен. Видите ли, я всегда восхищался вами. Вашей свежестью, красотой, вашим отношением к жизни. Не думайте, что меня оставила равнодушным ваша невинность, эта чистота…

— Ах, пожалуйста, не заходите слишком далеко.

Быть может, я нахожусь в неведении относительно многих вещей, в которых вы столь многоопытны, но уж отличить лесть я вполне могу. А вы, расхваливая меня, явно хватили через край.

— Значит, я все-таки веду себя глупо?

— Я понимаю, что вас очень интересуют женщины, и вы ищете случая соблазнить первую попавшуюся из них. Некоторые могут сказать, что это естественно для молодого человека. Меня это не касается, за исключением тех случаев, когда такие оценивающие взгляды останавливаются на мне.

Жан-Паскаль немного виновато улыбнулся.

— Я справедливо наказан, — сказал он, — Я вижу, что и в самом деле был глуп.

— Такое со всеми случается.

— Значит, мы опять добрые друзья?

— Разумеется. Только, прошу вас, больше не заговаривайте со мной в той же манере.

Он решительно покачал головой;

— А теперь выпьем еще по кружке за наше примирение?

— Благодарю, мне уже достаточно.

— Хотя бы глоток, иначе я не поверю в то, что вы меня простили.

Принесли сидра, и мы подняли свои кружки.

— Итак, мы, снова друзья, — произнес Жан-Паскаль. — Давайте поговорим про Хай-Тор. Когда Стеннинги уедут, я покажу вам все, что только вы пожелаете увидеть.

— Благодарю вас. Именно этого мы и хотим.

Мы поговорили про Хай-Тор, а затем он рассказал мне о королевском дворе в Чизлхерсте, о представителях французской аристократии, время от времени посещавших там императрицу. Он умел быть очень забавным и владел даром подражания, что выглядело особенно любопытно, когда он брался передразнивать своих церемонных соотечественников.

Я много смеялась, и он остался доволен. Я никак не могла понять, что заставило его так разговаривать со мной вначале. Тем не менее, кажется, я добилась того, что он осознал свою ошибку.

В конце концов, день оказался неплохим.

Стеннинги покинули Хай-Тор. В четверг утром Жан-Паскаль прислал мне письмо.

Он сообщал, что пригласил мистера Пенкаррона приехать в три часа дня для выяснения некоторых вопросов. Не хочу ли я заехать и присоединиться к ним.

Я передала с посыльным, что приеду с удовольствием. Девочки присутствовали при этом и пожелали выяснить, в чем дело.

— Это от месье Бурдона, — сказала я.

— Из Хай-Тора? — спросила Белинда.

— Да.

— Ты поедешь туда сегодня?

— Да.

— Я тоже хочу, — сказала Люси.

— Возможно, как-нибудь в другой раз. Если мы купим этот дом, вы станете часто бывать там. Будет очень интересно заниматься делами по дому.

— Здорово, — согласилась Люси.

Мне хотелось поскорее отправиться туда, и после полудня я выехала в Хай-Тор.

Когда я приехала туда, нигде не было видно конюхов, поэтому я сама отвела лошадей на конюшню, подошла к дому и позвонила. Звон колокольчика в пустом помещении казался особенно громким. Дверь открыл Жан-Паскаль.

— Очень рад видеть вас, — сказал он.

— Мистер Пенкаррон здесь?

— Нет еще. Входите же.

Мы прошли в холл.

— Без мебели здесь гораздо просторнее, — сказала я.

— Так вам будет легче прикинуть, куда ставить свою мебель.

— А этот стол? — спросила я. — Вы увезете его или продадите? Или он входит в стоимость дома?

— Посмотрим. Здесь есть еще кое-какая мебель.

Посмотрите и решите, что хотите оставить. Может быть, посмотрим сейчас?

— На какое время вы договорились с мистером Пенкарроном?

— Он не знал точно. Он сказал, что все будет Зависеть от того, как сложатся дела в шахте. — Заметив мой озабоченный взгляд, Жан-Паскаль подошел к двери и распахнул ее. — Я оставлю ее открытой, так что он сможет войти. Давайте поднимемся на второй этаж, и я покажу вам вазу.

На лестничной площадке мы остановились, чтобы осмотреть вазу:

— Весьма хороша, не правда ли?

— Да, ваза чудесная.

Мы прошли в галерею.

— Вам придется собирать картины, — сказал он.

— Я надеюсь, бабушка с дедушкой передадут нам что-нибудь из семейных портретов. Их в доме полным-полно.

— Вы будете основателями новой династии.

Я засмеялась. Он повел меня вверх по лестнице и открыл дверь какой-то комнаты. На окнах висели портьеры, а в центре комнаты стояла огромная кровать с пологом на четырех столбиках.

— Фамильная вещь Бурдонов, — сказал он.

— Она великолепна.

— Бархат на пологе несколько вытерся за все эти годы.

— Вероятно, вы вывезете эту кровать?

— Я уверен, что мать не захочет расстаться с ней.

Он сел на кровать и схватил меня за руку так неожиданно и уверенно, что, не успев понять, в чем дело, я очутилась рядом с ним. Должно быть, я выглядела встревоженной, потому что он спросил:

— Вас что-то смущает?

— Нет, — солгала я. — А что должно смущать?

— Вы находитесь в этом доме наедине с мужчиной, у которого репутация грешника. Да он и сам не делает из этого тайны, правда?

Я попыталась встать, но Жан-Паскаль удержал меня.

— Иногда вы ведете себя как дурочка, Ребекка, — сказал он. — И все же я обожаю вас.

— В любой момент может явиться мистер Пенкаррон. Вам не кажется, что вы ведете себя странно?

Однажды вы уже извинялись за свое бесцеремонное поведение и я приняла ваши извинения.

— Я не очень люблю извиняться.

— Никто не любит, но иногда это бывает необходимо. Прошу вас, прекратите ваши глупые выходки.

В ответ он крепче сжал мои руки и притянул к себе.

Склонившись надо мной, он поцеловал меня в губы.

Теперь мне и в самом деле стало страшно. Я пыталась освободиться, но он был сильнее меня.

— Пора прекратить быть столь невинным существом, Ребекка, — сказал он.

— Вы… вы — чудовище!

— Да, несомненно, а как же иначе? В тот раз, когда вы так рассердились, я говорил совершенно серьезно. Настало время получить урок.

— Я не нуждаюсь в ваших уроках.

— Вот в этом вы ошибаетесь. Вы нуждаетесь в уроках человека обаятельного, практичного и понимающего, вроде Жан-Паскаля Бурдона.

— Мне кажется, вы ведете себя нелепо.

— Вам и должно так казаться. Вы слишком скованы условностями. Не цепляйтесь за них, Ребекка.

Первый раз в жизни сделайте то, чего вы хотите… то, что подсказывает вам инстинкт.

— Инстинкт подсказывает мне влепить вам пощечину.

— Попробуйте, — предложил он, крепче сжимая мои руки.

— Вы соображаете, что вы делаете?

— Вы прекрасно понимаете, что я делаю.

— Боюсь, что не понимаю.

— В таком случае, вы мыслите не слишком четко.

Я уже объяснил, в чем вы нуждаетесь. Вам нужно поднабраться опыта, хоть немного пожить настоящей жизнью, прежде чем обречь себя на прозябание.

— По-моему, вы безумны.

— Так оно и есть… в данный момент. Вы так очаровательно невинны. Я обожаю вас. Я все время искал случая показать вам, как прекрасна может быть жизнь, если отбросить некоторые условности. Будьте сами собой. Бросьте это жеманство. Вы получите необходимый вам опыт. Это будет, как там говорится, небольшим приключением, увлечением. Зато какие у вас останутся воспоминания… для унылой провинциальной жизни.