Подмененная - Карр Филиппа

— Как только Стеннинги уедут, мы там все перетряхнем, — сказала моя бабушка.

В середине следующей неделе я решила немного проехаться верхом. Выезжая с конюшни, я встретилась с Жан-Паскалем.

— Привет, — сказал он. — Я знаю, что вы часто катаетесь в это время, и рассчитывал встретить вас.

— Что-нибудь случилось? — встревоженно спросила я.

— Ничего, кроме этой приятной встречи.

— Я подумала, что у вас появились какие-то новости.

— Собственно, я приехал сюда в надежде встретить вас.

— Потому что…

— Потому что это показалось мне неплохой мыслью. Послушайте, ведь вы отправляетесь на прогулку?

Почему бы мне не составить вам компанию? По пути мы могли бы поговорить.

— Значит, вы не просто так… Что-нибудь по поводу дома?

— По поводу дома можно говорить много, не так ли? Но есть и другие темы для разговоров.

— Например?

— Я имею в виду просто разговоры. Мне кажется, гораздо интереснее, когда разговор складывается сам собой.

— Что вы под этим подразумеваете?

— Когда он протекает естественным путем.

— И куда мы направимся?

— Только не к Хай-Тору. Там, я полагаю, вы бываете часто. Рядом, я имею в виду. Миссис Стеннинг говорила, что видела вас.

Мне стало немного неприятно, что мое наивное влечение к этому месту не осталось незамеченным.

— Я надеюсь, что все пройдет без осложнений, — сказала я.

— Я и сам испытывал бы те же чувства, ведь это будет ваш новый дом.

— Мистер Пенкаррон хотел бы, чтобы на него взглянул специалист. Надеюсь, вы не возражаете?

— Ни в коем случае. Я понимаю. Я многое понимаю.

— Вероятно, вы очень мудры.

Я пришпорила лошадь, и мы галопом пересекли поле, за которым открылся вид на море.

— Вы тоскуете по Франции? — спросила я.

Он пожал плечами:

— Время от времени я там бываю. Этого достаточно. Если бы можно было вернуться в ту самую, старую Францию… быть может, я остался бы там. Но не в нынешнюю. Эти коммунары, Гамбетта с его республиканцами разрушили старую Францию. Но вам ни к чему слушать о нашей политике и о наших несчастьях.

Теперь мой дом здесь… как у многих. Франция для нас — здесь. Это скучная тема. Не стоит говорить об этом.

— Я нахожу эту тему интересной, как и нашу собственную политику. Когда я бываю в Лондоне…

— О да, вы оказываетесь в самом сердце политике.

В доме вашего отчима и моей сестры. Но вам придется забыть об этом. Вы собираетесь вести жизнь провинциалки. Вы сами сделали этот выбор. Я хочу поговорить с вами. Давайте найдем уютный постоялый двор.

Лошади отдохнут, а мы побеседуем за кружкой сидра.

Как вы на это смотрите?

— Что ж, давайте так и сделаем. Я уверена, что вы можете многое рассказать о Хай-Торе.

Он выбрал «Голову короля», которую незадолго до этого посетили мы с Патриком.

— По-моему, сидр здесь особенно удачен.

Мы уселись в комнате, украшенной лошадиной сбруей, и нам подала сидр миловидная девушка, которая на несколько мгновений привлекла к себе внимание Жан-Паскаля.

— Ха! Настоящая английская таверна… непременная часть пейзажа, — сказал он.

— И при этом весьма приятная.

— Согласен. — Он поднял свою кружку. — Как и многое другое в этой стране, а главное — ее женщины, первая из которых — мисс Ребекка Мэндвилл.

— Благодарю вас, — холодно сказала я. — Стеннинги уезжают в конце недели, не так ли?

Он улыбнулся мне:

— Хай-Тор настолько заполнил ваши мысли, что не осталось места ни для чего иного.

— Вынуждена сознаться в этом.

— Сейчас жизнь представляется вам в романтическом ореоле.

— Откуда вы знаете?

— Потому что я знаю, что такое быть молодым и влюбленным. Счастливчик Патрик!

— Мне кажется, мы оба счастливчики.

— Я считаю счастливчиком его.

Его глаза загорелись огнем. Я подумала, что он флиртует с любой женщиной, несмотря на то, что она собирается выходить замуж. Оказавшись с ним наедине, я чувствовала бы себя неловко. Но сейчас я была в безопасности, потому что в соседней комнате находились хозяин с хозяйкой.

Он поставил кружку на стол и наклонился ко мне:

— Скажите, у вас не было любовника до этого достойного молодого человека?

Мои щеки вспыхнули:

— Что вы имеете в виду?

Он развел руками и пожал плечами. Как большинство его соотечественников (то же самое я замечала у его сестры Селесты), в разговоре он постоянно жестикулировал.

— Я имею в виду, был ли Патрик первым? — Он вдруг рассмеялся. — Сейчас вы собираетесь сказать, что я нахал.

— Вы прочитали мои мысли.

Я поднялась со стула, но он протянул руку и задержал меня:

— Прошу вас, сядьте, пожалуйста. Вы очень молоды, мадемуазель Ребекка, и именно по этой причине закрываете глаза на многие вещи. В этом нет ничего хорошего. Вступая в брак, нужно многое узнать…

— Я думала, что мы будем разговаривать о доме.

В самом деле, я не хочу…

— Понимаю. Вы не хотите смотреть в глаза реальности. Вы хотите рисовать идиллические картины, прикрывать ими правду, вводить себя в заблуждение.

Есть люди, которые пребывают в таком состоянии всю жизнь. Вы намереваетесь поступить так же?

— Возможно, именно поэтому такие люди счастливы.

— Счастливы? Можно ли быть по-настоящему счастливым, закрывая глаза на правду?

— Я не знаю, что вы пытаетесь мне внушить, но вряд ли есть смысл продолжать этот разговор.

— Вы ведете себя несколько… по-детски, не так ли?

— В таком случае вас должно утомлять мое общество, и мне пора распрощаться с вами. Вам нет необходимости уходить отсюда. Возможно, я веду себя по-детски, но добраться домой самостоятельно я способна.

— Когда вы сердитесь, то становитесь очень хорошенькой.

Я тут же отвернулась.

— Вы боитесь слушать меня, — упрекнул он.

— Отчего бы мне бояться?

— Оттого, что вы опасаетесь услышать правду.

— Я не боюсь, уверяю вас, но нахожу ваши вопросы оскорбительными.

— Относительно любовника? Прошу простить меня.

Я знаю, что вы девственница и предпочитаете оставаться ею вплоть до первой брачной ночи. Это, конечно, очаровательно. Я всего лишь намекал на то, что некоторый добрачный опыт может оказаться полезным.

— Не понимаю, почему вы находите возможным говорить со мной таким образом?

Он изменил тон, став чуть ли не смиренным.

— Я веду себя глупо, — сказал он, — И знаю, почему. Наверное, я немного завидую месье Патрику.

Я постаралась придать своим словам некоторый сарказм:

— Итак, мы вновь вернулись к хорошо знакомым методам. Вы жалуетесь на то, что я стараюсь прикрыть жизненную правду романтизмом, а я отвечаю, что не верю ни единому вашему слову. Вы пользуетесь теми же самыми словами, выражая те же самые чувства, обращаясь к любой женщине, встретившейся на вашем пути. Они ничего не значат. Мы ведем совершенно бесполезный разговор.

— Вы правы. Но в данном случае я говорю правду.

— Значит, вы признаете, что частенько лжете, хотя и предпочитаете правду, стремясь открыть ее всем?

Жан-Паскаль вновь пожал плечами и развел руками:

— Во Франции отец молодого человека сам подбирает ему любовницу. Обычно это уже немолодая, очаровательная, опытная женщина. Она обучает его известным вещам, чтобы, женившись, он не был неловок. Вы понимаете?

— Я слышала об этом, но мы живем не во Франции и у нас иные взгляды на мораль.

— Я сомневаюсь в том, что все англичане высокоморальны, а французы — насквозь растленны.

— Неужели теперь мы будем выяснять национальный вопрос?

— Ни в коем случае. Я очень многое здесь люблю, но иногда ваши соотечественники проявляют некоторое лицемерие, выставляя себя образцом добродетели. Я думаю, некоторый добрачный опыт никому не повредит, поскольку, вступая в брак, мы уже умеем улаживать мелкие кризисы, неизбежно возникающие при самых удачных союзах. Во всяком случае, опыт никогда не помешает.