Симона Вилар - Светорада Золотая
Когда осинник остался позади, Стема вскочил в седло за княжной, послал пегого вперед легкой рысью, и растрепавшиеся легкие волосы Светорады, развеваясь, приятно касались его лица.
– К Милюте, который лес жжет на варку мыла, тебя повезу. Мне сказывали, что он недавно убил в лесу матерого лося, а его огромные рога над порогом у себя повесил. Не хочешь ли глянуть?
– Хочу, – засмеялась Светорада. – Я тоже слышала, что мыловару Милюте диковинный сохатый попался. И про рога знающие люди рассказывали.
Сказано – сделано. Стема быстро вывел коня на тропинку, ведущую к жилищу мыловаров. Лес тут начинался ухоженный, огромные дубы далеко раскинули свои ветви, поляны между ними радовали глаз сочной изумрудной зеленью, кое-где поднимались группками среди дубравы темные ели, но даже они тут были освещены солнцем, стояли стройные, пушистые и нарядные, как девушки. Но одна нарядная девушка и так была подле Стемы, да еще какая! Он ощущал тепло тела сидевшей перед ним княжны и еле сдерживался, чтобы не прижать ее покрепче. А сама княжна была как-то по-особому тиха, замирала, когда он, удерживая поводья, склонялся вперед, будто обнимая ее. О чем она думает? Чувствует ли то же самое, что и он?
Где-то в глубине леса любовно стонала горлинка, кукушка прокуковала вдали три раза и умолкла, а на попавшейся полянке между елями оказалось полным-полно белых ландышей.
– Надо же, – восхитилась Светорада, – а матушка говорит, что их нет в этом году.
Они разговорились.
– Скоро настанет русальная седмица, – сказал Стема, – время, когда девицы поведут хороводы и станут плести венки и пускать их по реке, угадывая будущее. У варягов, кажется, будущее зовется «урд»?
Княжна засмеялась.
– Ты ведь с варягами не раз службу нес, Стема, а языку их так и не научился. «Урд» – это вещая норна, плетущая судьбу человека, да только «урд» – это не будущее, а прошлое. Будущее же – «скульд», а настоящее – «вёрданди».
– А может, ты поучишь меня языку варягов, а, Светоча, дочь Эгиля?
– Может, и поучу. Только зачем тебе?
Стемке это было нужно гораздо больше, чем она могла думать. И он сказал полуправду: мол, хочу однажды добыть себе воинскую славу в Варяжском море.
– Неужто уехать надумал? – ахнула княжна. – Меня оставить хочешь? А как же те милости, какими я тебя осыплю, когда стану княгиней Киевской?
– А ты только научи, княжна, а там я погляжу, как поступить.
– Ну ладно. Вон береза – «бьорк». А вон скворец у дупла. Скворец – «стари».
– Ну, а волк?
– «Ульв». У варягов, кстати, это распространенное мужское имя. Одного из хирдманнов, что за Гуннаром прибыли, так и зовут Ульвом. Это рыжий такой, у которого яркая рубаха с вышивкой.
«Ульв», – отметил про себя Стема. Сам же спросил, очень ли княжна будет скучать по Гуннару. Светорада вздохнула и сказала: очень.
«Ну что ж, ягодка, может, недолго твоя кручина протянется», – отметил Стема.
Вскоре деревья расступились, и они выехали к лесному селению. Несколько избушек под дерновыми крышами, плетни с выбеленными солнцем черепами домашних животных на шестах, чтобы отгонять проказливого лешего, далее огороды, на которых зеленели стебли гороха, редьки и лука, расползались по грядкам лопастные листья огурцов. Пока на высушенные без дождя поля надежды мало, люди больше уповали на свои грядки и репища[84] около жилья, щедро поливая их водой из колодца, расположенного в центре селения. Там и сейчас виднелась фигура девушки, вытаскивавшей из колодезного сруба ведро с водой. А само селение от леса отделяло поле, засеянное льном, и было видно, как женщины и дети выпалывали там пышно разросшиеся сорняки. Увидев едущих от леса княжну и Стему, они поспешили навстречу. Старшая из девушек, улыбаясь и вытирая о передник испачканные зеленью руки, поздоровалась с княжной, да и Стеме доброе слово молвила.
– Кто такая? Не припомню, – удивился парень.
– Да это же Млава, младшая сестра Милюты, – пояснила Светорада. – Когда он мыло в Смоленск отвозит, она всегда с ним напрашивается.
Стема тут же сказал что-то приветливое русокосой девушке, пожелал хорошего жениха, заметив, что у такой красавицы, небось, отбоя от ухажеров нет. Да и он сам готов ее на гулянку пригласить. И пока девушка хихикала, стыдливо прикрывшись рукавом, а меньшие дети задорно покрикивали, что вот и нашелся суженый для Млавы, Светорада строго спрашивала, где сам Милюта и жена его Ясна. Голос ее стал рассерженным, и, когда они тронулись прочь, сопровождаемые ватагой ребят, она шепнула Стеме:
– Совсем, что ли, ошалел – за сестру мыловара свататься?
– Но раз ты, краса моя, досталась другому, и мне не грех за кем-то приударить. Не век же бобылем ходить.
Стема шутил, а Светка хмурила черные брови.
– Вот-вот, породнись с простолюдинкой, тогда любая ватага варягов почтет за честь тебя в свой хирд принять.
– Ой, да уж не ревнуешь ли ты, Светка?
– Тебя?
– Меня-меня, голубушка. То-то осерчала, едва на другую внимание обратил. А девушку эту Млаву мне следует запомнить. Уж больно коса у нее хороша. Конечно, не чистое золото, как у княжеской дочки, однако куда мне до князей! Для меня и дочь мыловара сойдет.
И что он такого сказал? Отчего Светорада совсем скуксилась? Когда они подъехали к избе Милюты, перед входом в которую действительно висели гигантские рога сохатого, и на порог вышла молодая беременная женщина, державшая в руках деревянную лопату, на каких обычно сажают в печь хлеб, княжна прикрикнула на нее, велев почет оказать. Ясна, жена мыловара, испугавшись, бухнулась на колени, чуть не попав под копыта коня, так что Стеме пришлось поднимать бабу, у которой большой живот почти в землю уперся.
– Что ты людей пугаешь, княжна? Не хватало еще, чтобы баба прямо тут разродилась, и нам пришлось бы вместо трапезы роды у нее принимать.
– Ништо, ништо, – улыбалась веснушчатым лицом Милютина Ясна. – Я от нашей Светлой Радости и такую милость готова принять. От нее одно благо.
Но Светорада все равно оставалась хмурой и раздраженной. И пока Стема водил по двору коня да перешучивался с окрестными мальчишками, княжна разговаривала с Ясной, строго велев ей скорее просватать Млаву за кого угодно, только скоренько. Пообещала, что если поспешит, то она преподнесет девчонке несколько локтей льняного сукна на приданое.
– А то на прополке льна руки у нее вон какие грубые стали, – добавила Светорада, наблюдая за девушкой, скромно стоявшей в углу и не понимавшей, то ли милость ей княжна оказывает, то ли гневается на что-то, – уж больно тон у той сердитый был. Княжна даже заставила Млаву показать свои ладони.
– Погляди, ты только погляди на них! Как у кикиморы, – обратилась она к Стемке.
