Ханна Хауэлл - Горец-защитник
Она снова хотела ткнуть Торманда локтем в живот, когда он захихикал, но тот увернулся.
— Он думает, что ему нельзя быть и с нами, так?
— Боюсь, что да. Хотя я не стану возражать, если он попросит вас иногда приходить к нему в гости.
Саймон остановился на ступеньках лестницы, ведущей из подземелья наверх. Снизу доносился детский плач, эхом отдающийся от холодных, сырых каменных стен. Он закрыл глаза, пытаясь подавить желание немедленно броситься к Элен. Но для нее же лучше, если он сейчас проявит выдержку. Она скоро забудет его.
— Сай-мон!
Он колебался еще минуту, а затем бегом бросился из подземелья. Самолюбивый болван! Даже не подумал о чувствах детей. Но теперь идти вниз уже поздно. Бормоча себе под нос, что так будет лучше для всех, Саймон хлопнул дверью подземелья, отрезая себя от тех, кто остался внизу. Но он знал — обида и боль, которые девочка выплескивала в этом плаче, еще долго будут терзать его уши.
Глава 18
Саймон внимательно осматривал земли Лоханкорри. Он, его братья и мужчины, которых Генри оторвал от дома и семьи, подъезжали к величественной башне, что возвышалась среди холмов. Лишь некоторые из полей были возделаны; скот, пасущийся на склонах низких пологих холмов, был совсем не многочисленным. Интересно, чем занимался Генри, когда был здесь лэрдом? Разумеется, помимо того, что измывался над людьми, которые от него зависели.
— Тут все в таком состоянии? — спросил он Уоллеса, про себя размышляя, что зима станет для них суровым испытанием, если они не успеют приготовить запасов.
— Да, — ответил Уоллес, осматриваясь по сторонам. — Но, если честно, это еще не так плохо. Я видал и похуже. Генри нечасто сюда приезжал, как спали весенние дожди. Сами знаете — готовил заговор. Наверное, люди воспользовались его отсутствием, чтобы хоть что-то успеть сделать по хозяйству. Однако Генри готовился воевать, вот и увел с собой мужчин, оторвав их от работы в поле. А еще он любил устраивать празднества. Только и дела было, что есть, пить да безобразничать.
— Что ж, нам придется подумать, как наполнить закрома, иначе зимой будем голодать. А сейчас — как, по-вашему, стража Генри все еще здесь?
— Нет. Ворота замка стоят нараспашку.
— Это может быть ловушкой, — заметил Малькольм, вынимая меч из ножен. Кеннет и Рори последовали его примеру. — Если стража Генри была ему преданна, я бы и ломаного гроша не поставил на то, чтобы им доверять.
— Они были ему по-своему преданны, — сказал Уоллес. — Когда он сюда приезжал, они получали любую еду и любую женщину.
— Уоллес, неужели я обнаружу, что башня кишит незаконнорожденными отпрысками да обесчещенными девицами, которые пугаются собственной тени?
— Думаю, незаконнорожденных мы там точно найдем. Генри было на них наплевать, если это не были дети его законных жен. Боюсь, не всем девочкам удавалось выжить. Я уже сказал — там есть несколько незаконнорожденных, и все девочки. Так что вам не стоит тревожиться. Никто не встанет между вами и титулом лэрда.
— Меня не так волнует возможный наследник, как то, что Генри не заботился о детях, которых сам же породил.
— Это точно, ему не было до них никакого дела. Но им, однако, повезло куда больше, чем бедняжкам, рожденным в его собственной семье.
Саймон покачал головой. Они осторожно въехали во внутренний двор замка. Их никто не ждал, кроме нескольких женщин с детьми да полудюжины солдат, которые, судя по их виду, и не думали на них нападать. У Саймона возникло нехорошее предчувствие, что Генри, собираясь воевать за королевский трон, опустошил дом и увел почти всех мужчин.
Он обернулся к Уоллесу — пусть представит его, но увидел, что тот быстро соскочил с коня и бросился к худощавой рыжеволосой женщине с пухлым ребенком на руках. И почти все прочие мужчины из Лоханкорри сделали то же самое. Двор наполнился радостными криками. Саймон ощутил отчетливый укол зависти.
Он спешился и в окружении братьев пошел вверх по лестнице, ведущей к парадной двери. Обернулся и призвал к вниманию тех, кто собрался во дворе. В следующую минуту они все смотрели на него; на их лицах он видел волнение, надежду и смирение. Он собрался с мыслями, чтобы найти нужные слова.
— Ваш лэрд, Генри Иннез, мертв. Его казнили на прошлой неделе за преступление против короны. — Кое-где раздались радостные крики, но Саймон старался их не замечать. — Я Саймон Иннез, новый лэрд Лоханкорри. А это мои братья. — Он представил им братьев, начав со старшего, и заметил, как любопытство начинает преобладать над настороженностью. — Нам нужно начать работать. Из того, что я видел, следует — нас ожидает тяжелый труд, если мы не хотим умереть с голоду зимой. Мне понадобится час, чтобы привести себя в порядок и перекусить. Затем я хочу, чтобы все, кому есть что сказать, пришли ко мне в большой зал. За этот час вы можете также сообщить новость остальным, например, тем, кто живет в деревне. Нам придется работать сообща, если мы хотим сделать этот дом таким, каким он был во времена моего деда. Полагаю, нам под силу сделать это. Идите и скажите всем о собрании. Подумайте, что важно для каждого из вас и чем нужно заняться.
— Что ж, по крайней мере люди не разбежались из замка с воплями, когда увидели сразу четырех Иннезов, — сказал Малькольм.
— Сначала они держались очень настороженно. Но я думаю, обстановку смягчило возвращение их мужчин в добром здравии и хорошо откормленных.
С этими словами Саймон распахнул парадную дверь башни и нос к носу столкнулся с полной женщиной лет тридцати, которая держала за руку хорошенькую темноволосую девочку.
— Ищете меня?
— Да, я Энни. Распоряжаюсь работами по дому. Лэрд думал, что это мой ребенок.
— Но она не ваша?
— Нет, мой лэрд. Она ваша.
Саймон взглянул на девочку повнимательнее. Сомнений не было — в ней текла кровь Иннезов. Густые черные волосы, ясные серые глаза. Но ничего такого, что убедило бы Саймона, что это его ребенок. Он снова взглянул на Энни:
— Вы уверены?
— Ее родила Мэри, третья жена хозяина, через девять месяцев после того, как вас избил и чуть не до смерти. Мэри ее не хотела. — Энни поцеловала ребенка в щечку. — И мы все знали, что лэрд делал со своими дочками, так что я взяла ее себе.
— Но он сказал, что убил мою дочь.
— Он думал, что убил. В ту ночь родился еще один ребенок, тоже девочка, но я сразу поняла — не заживется она на свете. Дышала еле-еле, знаете ли, а кожа была желтой. Вот я их и поменяла. Когда та бедняжка умерла, я взяла себе девочку, которую — как все знали — родила Мэри, и вырастила ее. Она ваша, лэрд. Даже не сомневайтесь.
