В СССР геев не было! - Ванда Лаванда
Ярослав, несмотря на возраст, резко поднялся на ноги, недобро сверкнув глазами в сторону Михаила.
– Да я просто предлагаю тебе выйти в парк! Если хочешь, потом вымоемся в антисептике, а одежду сожжем!
– Нет. Я все сказал, – Миша скрестил руки на груди и отвернулся, чтобы не видеть злого взгляда Славы.
– Не понимаю, почему ты так спокойно это все воспринимаешь? Словно тебе легко сидеть тут, света белого не видя, – проворчал Ярослав и пошел прочь из комнаты.
Он устал вести этот разговор. Ему нужны были другие аргументы, чтобы убедить Михаила выйти на улицу.
– По крайней мере, я в квартире не один, – тихо сказал Михаил, явно не желая, чтобы Слава его услышал и начал расспросы. Но он услышал.
– И что, со мной тебе легче переносить изоляцию? – сказал Ярослав с усмешкой, рассчитывая разрядить этим атмосферу. – Ссорясь по пять раз в неделю из-за ерунды, выслушивая мои скучные рассказы о внуках? Я прямо мечта, а не сокамерник, да, Миш?
– Да, – просто ответил Михаил, не поворачиваясь.
– Эй, я, вообще-то, пошутил, ты чего? – Ярослав Александрович поспешно подошел к мужчине и снова сел с ним рядом. Тазобедренные и коленные суставы не сказали ему спасибо за чрезмерную активность в последние полчаса.
– Все в порядке, Слава, честно. Просто, видимо, мне и правда легче переносить изоляцию, чем тебе.
– С чего бы?
– С того, что мне есть с чем сравнивать. Ведь я много лет провел в этой квартире в одиночестве: вечера, выходные, праздники. А сейчас здесь ты, и я счастлив.
– Но это явно не всё, – Слава прищурил глаза.
Как бы ни хотел Миша считать, что он знает любимого, как свои пять пальцев, Слава тоже знал его, как облупленного. Поэтому сейчас, когда Михаил так старательно избегал встречаться с ним взглядом, Ярослав понимал, что тот что-то не договаривает.
– Может, расскажешь мне?
– Расскажу что? – Михаил Петрович повернулся, изображая на лице удивление.
Однако губы были слишком плотно сжаты, а это значило, что он сдерживает эмоции. Он знал, о чем должен рассказать. Уже много лет назад должен об этом рассказать. И Слава это тоже понял.
– Расскажи мне о своей поездке в Германию.
***
1988 г., весна
Предыстория о том, как Михаил Петрович добился командировки в Германию, а так же, как он оформлял документы и проходил все нужные (и совершенно ненужные) инстанции, скучна до безобразия. Даже сам Михаил всего через неделю с трудом мог вспомнить, куда он ходил и зачем. Но дело было сделано, и вот он стоял в столичном аэропорту, ожидая посадки на самолет, который доставит его в другую страну.
Для Михаила это было почти то же самое, как если бы самолет мог перенести его в другую жизнь. Из недостоверных источников он узнал про экспериментальное лечение гомосексуализма, поэтому так и рвался в эту командировку. Хорошо, что у него был отличный учитель немецкого в школе, а также любовь к самосовершенствованию и иностранным языкам, и Михаил смог пройти жесткий отбор среди желающих выбраться заграницу.
План поездки был прост и короток: в будние дни он должен был присутствовать на «рабочем месте», где проходило обучение и обмен опытом, а вечера и выходные он собирался проводить в клинике, благо она была частной, и там не задавали лишних вопросов. А через две недели Михаил планировал вернуться другим человеком – нормальным, правильным – и, возможно, завести семью и стать, наконец, счастливым…
Началось все довольно хорошо.
В первый день он без проблем покинул гостиничный номер и отправился по адресу, записанному в его блокноте без примечаний, что это больница. К его удивлению, этот немецкий город не слишком отличался от его родного города, может был немного чище да газоны без проплешин и ровно пострижены. Такие же серые панельные дома в спальном районе, дороги с редкими автомобилями, много велосипедистов, дети гуляют во дворах. Оказалось, что тут живут точно такие же люди, как и в Союзе. Интересно, смог бы он здесь чувствовать себя своим?
Район, в котором располагалась клиника, был застроен четырехэтажными домами с закрытыми внутренними дворами. Узкие улочки, невысокие кустарники, маленькие магазинчики на перекрестках. Больница занимала один дом таким образом, что внутренний двор был местом для прогулок пациентов, которые не покидали территорию.
Чем ближе Михаил подходил ко входу, тем тяжелее ему было идти. Насколько он знал, у клиники не было единого метода лечения. Они назначали тип в зависимости от пациента и его личности. Использовали и электрошоковую терапию, и медикаментозные методы, и психологический подход, или все это вместе.
Михаил Петрович открыл деревянную дверь и оказался в сумрачном холле. Никакого сходства с поликлиникой, где он каждый год проходил медицинские осмотры, он не увидел. Из коридора справа вышла девушка с убранными под чепчик волосами. Увидев посетителя, она улыбнулась и пошла к нему, щелкнув по пути выключателем. Весь холл осветился слишком ярким холодным белым светом.
– Добрый вечер, господин, вам назначено? – обратилась она к Михаилу Петровичу, от нее пахло легкими сладкими духами.
– Да, здравствуйте, – ответил он с небольшим акцентом. – Я переписывался с доктором Баумгартеном, он согласился меня принять по ускоренному удаленному курсу.
– Как ваша фамилия, господин? – все так же сияя улыбкой, спросила девушка. Пожалуй, это тоже было явным различием между угрюмыми регистраторами в советских больницах и милыми медсестрами в частных клиниках.
– Гайдук, Михаил Гайдук.
– Пойдемте со мной, господин Гайдук, – медсестра снова щелкнула выключателем, погружая холл в полумрак, и пошла обратно в тот коридор, из которого вышла.
Михаил шел за ней. В коридоре не было ни скамеек, ни табуреток, да и пациентов, ожидающих приема, тоже не было. И, хотя свет в основном был выключен (экономят они, что ли?), из-за белых стен и окон в самом коридоре, было достаточно светло. Девушка свернула в другой коридор и остановилась возле серой двери с табличкой «Доктор Дж. Баумгартен. Психиатр». Она постучала трижды, а когда из кабинета раздался одобряющий оклик, по-другому этот звук нельзя назвать, она снова повернулась к посетителю.
– Пожалуйста, проходите. Сейчас у доктора нет пациентов, и он может Вас принять, – она открыла дверь перед Михаилом, как будто подрабатывала в клинике еще и швейцаром.
Ничего не комментируя и стараясь ничему не удивляться, Михаил Петрович вошел в кабинет врача. Не сказать, что Михаил боялся врачей, но он их по-своему недолюбливал. Всё, что они говорили, было для Гайдука тарабарщиной, и им приходилось верить
