Хизер гротхауз - Нежная обманщица

— Жена, жена, — расплылся в довольной улыбке Арман. — Нас поженили, и мы легли в одну постель до того, как… — Он показал на шрам у себя на голове. — Ну, ты понимаешь. А теперь, когда ее муж и моя жена отошли в лучший мир, — он подмигнул Симоне, — можно считать, что ничего не было, не было этих лет.

— А я? — Симона пыталась не поддаться панике, которую внушило ей это безумное объяснение. — Что ты сделаешь со мной, па… Арман?

Арман почесал затылок и задумчиво посмотрел на Симону:

— Конечно, я не могу оставить тебя здесь. Ты поднимешь тревогу, натравишь на меня Фицтодда. И не могу взять тебя во Францию, чтобы ты своими сказками отравила моей невесте медовый месяц. — Он шмыгнул носом. — Значит, ты отправишься с нами на берег. Как только мы выйдем в море, можешь ползти к своему барону и рассказывать ему все, что хочешь. — Он подмигнул ей еще раз. — Или я могу взять тебя с собой в море и вышвырнуть за борт.

Симона похолодела. Арман может быть сумасшедшим, но хитрости у него не отнять. Если они с Женевьевой вернутся во Францию, то окажутся под защитой французского короля и французского закона. Николас не сможет до них добраться. Надо согласиться с планом Армана, надеясь, что Николас вернется вовремя, сумеет найти их след и обнаружить спрятанный корабль Армана.

— Я не буду тебе мешать, если ты не причинишь вреда леди Женевьеве, — сказала Симона.

— Причинить вред леди Женевьеве? — Арман состроил оскорбленную мину. — Глупая девчонка! Я никогда, никогда этого не сделаю. И уверен, что ты не сможешь мне помешать. — Он встал с пола. — Ибо если ты только попробуешь, я тут же тебя убью. — Он оскалился в чудовищной улыбке и повернулся к своему отвратительному помощнику: — Пора, Элдон.

Симона вскрикнула от ужаса, когда он сорвал со стены гобелен, тот самый, на котором изображалось детство Николаса. Она-то надеялась, что Арман станет ждать ночи и кто-нибудь сможет их найти.

— Ты возьмешь эту. — Он указал Элдону на Симону.

С Донегалом все получилось не так гладко. Когда воины Ника построились в боевой порядок и поднялись на гребень, перед ними открылся вид на более чем две сотни вооруженных валлийцев. У Ника засосало под ложечкой, он на мгновение усомнился, правильно ли поступил, отослав королевских гвардейцев.

Численность отрядов была почти равной.

Тристан словно прочитал его мысли:

— Ничего не поделаешь, брат. Мы победим.

Подъехал Рэндалл:

— Будут еще указания, милорд?

Несколько мгновений Ник наблюдал, как строятся валлийцы. Ему вспомнилась улыбка Симоны, ее запах, мягкость ее рук. Да, они победят, потому что дома его ждет любовь. И, целая жизнь. Он посмотрел в глаза Рэндаллу:

— Деритесь, как черти!

— Есть, сэр. — И рыцарь поскакал к своим людям. Ник развернул Великолепного к отряду и поднял меч.

Ряды подровнялись, послышался свист вынимаемых из ножен мечей. Ник дождался, пока все воины, как один, стали в ту же позу, что и их предводитель, набрал полную грудь воздуха и закричал:

— За Обни!

Крик подхватили сотни глоток. Им вторил пронзительный звук рога. Ник ощутил, как кровь застучала в ушах, развернул Великолепного и рванулся к границе.

Женевьева пришла в себя настолько, что смогла самостоятельно сидеть на лошади, привязанной позади лошади Армана. Он связал баронессе ноги, справедливо подозревая, что при первом удобном случае Женевьева попытается сбежать, но оставил свободными руки — такова уж была причуда поврежденного разума. Иногда Женевьева качалась в седле, вызывая у Симоны беспокойство, но Арман постоянно оглядывался, чтобы проверить состояние пленницы. Как ни странно, но ее вид доставлял ему очевидное удовольствие.

Симоне не оставили и этой свободы. Под длинным плащом руки и ноги были крепко связаны, но не это ее заботило. Она не могла не думать о Николасе. Жив ли он? Не ранен ли? Победил ли валлийцев? Перед глазами вставали страшные картины, но Симона отгоняла мрачные мысли. Она должна верить, что Ник вернется в Хартмур живым и невредимым.

После обеда погода улучшилась. Подул свежий ветер, разогнал тучи, и появилось солнце. На лесной дороге они не встретили ни одного путника. Слышался лишь шорох осенних листьев и веселый щебет каких-то птиц. Наконец Женевьева прервала молчание:

— Арман, как… как ты нашел меня?

Арман долго молчал, и Симона уже решила, что он не станет отвечать, а когда дю Рош заговорил, то не ответил, а задал собственный вопрос:

— Любовь моя, ты помнишь ту ночь, когда мы впервые встретились?

Женевьева, запнувшись, ответила:

— П-помню.

Арман ухмыльнулся:

— А я думаю — нет. Ты была так очарована молодым виконтом, что не обращала на меня никакого внимания.

Женевьева оглянулась на Симону: «Слушай, и ты узнаешь то, что я не успела тебе рассказать». Арман продолжал:

— Ты была неотразима. Я никогда не видел таких золотых волос, мягких, как шелк. Таких синих, синих, синих глаз. — Он вздохнул, все его тело передернулось. — Клянусь, я влюбился в тебя в тот же вечер. Когда нас представили друг другу, ты была со мной очень любезна. Но кто я был такой? Просто дворянин, без титула и без тех богатств, которыми обладал твой возлюбленный. — В голосе Армана послышалась горечь. Плечи его задергались с новой силой. Он оглянулся на Женевьеву. Симону поразило его искаженное злобой лицо. — Это он отец твоего сына?

Женевьева вскинула голову:

— Он.

Арман отвернулся.

— Когда мы через несколько месяцев встретились, дела мои уже поправились. Твой виконт отсутствовал. Должно быть, ты помнишь как раз этот случай.

— Да, в доме моих родителей. Тебя привел отец.

— Точно. — Арман явно обрадовался, что Женевьева вспомнила эту встречу. — Ты была уже в том возрасте, когда родителям хочется выдать дочь замуж. Я был самоуверенным и очень настойчивым юнцом. Я говорил твоему отцу, что сумею разбогатеть на королевской службе. — Арман снова оглянулся. На сей раз его лицо озарилось счастливой улыбкой. — В тот вечер на тебе было платье цвета золота. Ты светилась как солнце… — Он развернулся. — Я был на седьмом небе, когда твой отец позволил мне свататься, но только после того как я заработаю состояние. И ты смотрела на меня благосклонно.

— Смотрела, — призналась Женевьева. — Мой отец был человеком жестоким, и рука у него была тяжелая. Конечно, в то время я возлагала надежды на другого, но он скоро должен был жениться, а я так хотела избавиться от отцовской власти.

— Ясно, — пробормотал Арман. — Теперь я понимаю твое поведение. Но и ты должна понять, почему я пришел в такой гнев, когда вернулся.