Хизер гротхауз - Нежная обманщица
Братья развернулись лицом к границе Уэльса. Земля у них за спиной дрожала от мощной поступи боевых коней хартмурских воинов.
— Похоже, скоро у тебя будет возможность вернуть мне свой долг, брат. Считай, сколько врагов перебьешь. Могу поспорить, я убью в три раза больше. Если больше окажется у тебя, считай, что мы в расчете.
Тристан расхохотался:
— Договорились. Только считай лучше. Ты ведь не силен в цифрах. Может, в конце ты окажешься в долгах как в шелках.
Подошел хартмурский отряд. В тот момент Ник и представить себе не мог, какую страшную цену заплатит за это сражение его брат.
Глава 24
Если бы у Симоны была хотя бы минута, чтобы оценить положение, она, возможно, действовала бы по-другому. Но удар, нанесенный в висок Женевьеве, поверг ее в панику. Кто-то обхватил Симону за талию, чья-то грязная рука зажала ей рот, мешая кричать.
Симона брыкалась, кусалась, отбивалась от невидимого противника, а в это время Арман, с притворной грустью глядя на потерявшую сознание Женевьеву, насмешливо ворковал:
— О, Женевьева, любовь моя, прости.
Правый глаз Армана дергался и временами совсем закрывался. Лицо перекосилось в нервной судороге. Волосы висели липкими прядями, спадая на ворот грязной рубахи. Он выглядел так, как будто несколько дней спал под забором. Наконец отец обратился к Симоне, но его слова мало ее успокоили.
— Порция? — с ужасом прошипел он, но тут же очнулся. — А, Симона! Ты так на нее похожа в этом платье. Я прямо испугался. — И он расхохотался так, словно произнес нечто крайне остроумное.
Симона прекратила сопротивляться, но чувствовала дурноту от обхвативших ее чужих рук. Во рту скопилась слюна, глаза слезились, из носа потекло. Она боялась, что ее вырвет, если не удастся вздохнуть полной грудью.
Арман глумливо зашептал:
— Ты обещаешь вести себя тихо, если я велю Элдону отпустить тебя?
Симона кивнула.
— Отпусти ее, — по-французски скомандовал Арман.
Симона развернулась и увидела толстого здоровяка в вонючем и грязном тряпье.
— Ты должна простить его некоторую нечистоплотность, — хихикнул Арман. — Он прятался за конюшнями, практически в навозной куче. Ждал подходящего момента.
— Я знаю, что ты сделал, отец! — задыхаясь, проговорила Симона. — Знаю! Как ты мог? Как ты мог так поступить с ней и с невинным ребенком?
Одним гигантским прыжком Арман подскочил к дочери и ударил ее по лицу с такой силой, что она отлетела к стене и упала на пол. Из носа потекла кровь. Арман стоял над дочерью и трясся всем телом. Дергались все мышцы лица, искажая его до неузнаваемости. Сейчас он выглядел тем, кем был, — сумасшедшим.
— Прикуси язык, Симона, иначе я его вырву! — с видимым усилием понизил голос Арман и мотнул головой, словно пытаясь вернуть мыслям ясность. Он встал над Симоной на четвереньки, и она вскрикнула от страха. — Я н-не знал, что мальчишка в тот день был в конюшне. Ты, ты, ты должна была отвезти его в Бовиль, далеко, далеко от того, что я собирался сделать! Ты убила его!
Сначала Симона не могла понять смысла его слов. Сама она говорила о Женевьеве и маленьком Тристане. Но тут ее осенило, и страшная правда комом застыла у нее в горле. Симона задыхалась.
Это Арман устроил пожар, в котором погибла ее мать. И маленький Дидье. Ее отец — убийца.
Сейчас Арман схватил ее здоровой рукой и стал трясти, неразборчиво бормоча:
— М-м-мальчик был моей единственной плотью и кровью! Никогда, никогда, никогда бы я не тронул ни одного волоска с его головы! Мой мальчик! М-м-мой!
Он отбросил Симону на пол и поднялся с колен. Симона только сейчас до конца осознала, что он ей сказал.
— Дидье был… он был твоей единственной плотью и кровью?
— Да, да, да! Да! — крикнул Арман. — Я-то думал, что ты и сама уже догадалась. Ты ведь считаешь себя такой умной! Я едва пришел в сознание, когда меня обвенчали с этой шлюхой, твоей матерью. Могу только догадываться, как этот гнусный торговец, этот мерзкий слизняк Рено заполучил ее. Вот почему она так хотела обвенчаться со мной. Семья не позволила бы ей выйти замуж за простолюдина, но тут она забеременела. Ее бы вышвырнули из Сен-дю-Лака! Дали бы по толстой заднице — и прощай.
— Дядя… — Симона сглотнула. Нет, больше не дядя. — Жан — мой отец?
— Ну, точно не узнаешь. — Арман пожал плечами и хмыкнул. — Одно могу сказать, твой отец не я. Когда ты родилась, я был едва живой.
Силы оставили Симону, она прикрыла глаза. В голове билась одна мысль: «Слава Богу, слава Богу, он мне не отец».
И тут послышался шорох пергамента и удовлетворенный смех Армана. Симона поняла, что он нашел брачный договор ее матери.
— Ага! — рокотал Арман. — Ну, Симона, мерси. Я знал, что и от тебя может быть польза. Знаешь ли, она ведь пыталась меня отравить, — зашептал Арман, как будто доверяя ей страшную тайну. — Твоя шлюха-мать. Она совсем обо мне не заботилась после того, как… — Арман оглянулся на Женевьеву и скривился, как будто слова причиняли ему боль. — …после несчастного случая со мной. Она думала, я умру. А я не умер! — Он горделиво взмахнул кулаком и замолчал, пережидая судорогу, исказившую его лицо. — Когда я пришел в себя, я даже не знал, кто она такая. А когда понял, что мы женаты, подумал, что она моя союзница. — Он закинул голову и захохотал. У Симоны мурашки побежали по спине от этого скрежещущего звука. — Я быстро догадался, что она хочет моей смерти. Я притворялся, что слабее, чем был, и ночью тайком ходил по замку.
Арман опустился на одно колено и нежно погладил волосы Женевьевы.
— Но к тому времени Порция узнала о вас, миледи. Она стала прятать деньги, увозить их из Сен-дю-Лака, чтобы у меня не было средств искать вас, миледи. О, любовь моя, разве я мог это допустить? Конечно, не мог. У меня уже был сын, Женевьева. Вместо твоего.
Симону охватил настоящий ужас, когда она поняла, как сильно повредился умом Арман дю Рош.
— Что ты собираешься с нами сделать? — спросила она.
— «С нами»? — Арман изобразил непонимание. — «С нами» — ничего, маленькое отродье шлюхи. На берегу меня ждет корабль. Моя прекрасная невеста и я — мы вернемся во Францию. Я верну королю его деньги, и остаток дней мы с Женевьевой будем заниматься любовью в Сен-дю-Лаке.
— Но Женевьева не твоя жена, — прошептала Симона.
— Жена, жена, — расплылся в довольной улыбке Арман. — Нас поженили, и мы легли в одну постель до того, как… — Он показал на шрам у себя на голове. — Ну, ты понимаешь. А теперь, когда ее муж и моя жена отошли в лучший мир, — он подмигнул Симоне, — можно считать, что ничего не было, не было этих лет.
