Невероятный сезон - Ивз Розалин
Охваченная растущим энтузиазмом, она почти забыла, с кем разговаривает, и, только когда увидела едва заметную улыбку в уголках его губ, разволновалась и замолчала.
– Мне докладчик показался несколько напыщенным, – сказал мистер Левесон, – но я рад, что вам понравилось.
Грация почувствовала унижение. Зачем он настоял, чтобы проводить ее домой, если ведет себя так покровительственно? Они подошли к его экипажу, коричнево-кремовому фаэтону, к которому она уже привыкла. Она подумала, слегка развеселившись, что это зеленое платье для прогулок не так идет ей, как то, в котором она была в первый раз, когда они поехали кататься.
Мистер Левесон помог ей забраться в экипаж, затем опустился рядом на сиденье и взял поводья. Грум, державший лошадей под уздцы, забрался на сиденье позади.
Какое-то время они молчали, пока мистер Левесон был занят, направляя фаэтон по запруженной улице у Соммерсет-Хаус, а Грация пыталась не поддаваться панике. Ее мозг услужливо прокручивал всевозможные сценарии, при которых эта встреча могла закончиться катастрофой. Наименее тревожным вариантом была дорожная авария, которая позволила бы ей вернуться домой в одиночестве.
Наконец мистер Левесон сказал:
– Я прочитал вашу статью.
Грация скрестила руки на груди, жалея, что не может сжаться еще больше.
– О?
– Это было хорошо. Даже блестяще. Если бы целью являлся кто-то другой, а не я, мне бы, возможно, даже понравилось.
Значит, ему не понравилось. Зачем он говорит ей это? Ни один автор не хочет слышать негативных отзывов о своей работе.
– Это что, какая-то форма пытки, чтобы отплатить за дискомфорт, который вы получили от ее публикации? Если так, должна сказать, это не очень галантно с вашей стороны.
Мистер Левесон удивил ее взрывом смеха.
– О, мисс Элфинстоун, мне не хватало вашей откровенности. Нет, я предложил отвезти вас домой не для того, чтобы ругать. Я действительно считаю, что статья блестящая. Пусть это послужит бальзамом для вашей уязвленной гордости. Или вы предпочли бы, чтоб я солгал и сказал, что мне понравилось то, как ясно вы обозначили границы моего мышления и гордости?
– Да, – ответила она, и он улыбнулся.
Ее сердце перевернулось, что, как она знала, было физиологически невозможно, но это ощущалось именно так. Она пообещала себе – и своенравному сердцу – строгий выговор, когда они вернутся домой. Такого рода нарушения в кровеносной системе недопустимы.
– Я задолжал вам извинения, а не фальшивые комплименты. Вы были правы. Единственный способ двигать вперед науку – задавать вопросы и отбросить гордость, когда становится ясно, что мы ошибались. Я был не прав. И выместил это на вас вместо того, чтобы признать свою ошибку. За это прошу прощения. Мы должны добиваться правды любой ценой. – Он помолчал, глядя на нее, в его глазах светился юмор. – Даже ценой своей гордости.
Его улыбка вызвала у нее трепет. О, это становилось опасно. Он был опасен. Благие намерения покидали ее. Но если он признал свою ошибку, ей тоже следовало.
– Да, давайте стремиться к правде. Мы не должны прятаться от нее. Но отношения… дружба… тоже важны. Мне следовало рассказать вам о той статье. И не нападать на коллегу ученого в таких выражениях, даже если я с ним незнакома. Я позволила уму управлять собой.
– Действительно. Если вы собираетесь оскорблять меня в будущем, делайте это, глядя мне в лицо.
Грация рассмеялась.
– О, в этом вы можете не сомневаться. – Она сделала глубокий вдох, откинув голову, чтобы солнечный свет проскользнул под поля ее шляпки и согрел лицо. – Значит ли это, что мы снова друзья?
Мистер Левесон ответил не сразу, и Грация пожалела, что спросила. Дружелюбный профессионализм – не то же самое, что дружба, она это знала. Возможно, профессионализм – это все, что он готов предложить ей после всего, что случилось. У нее защемило сердце, будто кто-то сунул руку под грудину и сдавил его.
– Если вы хотите, я буду счастлив быть вашим другом.
Грация заставила себя улыбнуться. Она хотела этого, разве нет? Тогда почему слово «друг» прозвучало так пусто? Она протянула затянутую в перчатку руку к мистеру Левесону, и он взял ее, другой не выпуская вожжи.
– Значит, друзья.
Ей нравилось ощущать свою руку в его. Слишком нравилось. Разорвав рукопожатие, она стала изучать свою ладонь. На одном пальце перчатки виднелось чернильное пятно, которое она не замечала прежде. Увидел ли его мистер Левесон?
– Мисс Элфинстоун… Грация, – сказал он, заставив ее поднять взгляд. Веселость исчезла с его лица, но в глазах появилось странное, нежное выражение. – Вы однажды обещали никогда не лгать мне.
Грация кивнула.
– Я и не лгу.
– Тогда позвольте мне признаться. Я не хочу вашей дружбы.
Грация сморгнула раз, второй. Хотя его слова ранили, она не собиралась показывать насколько.
– Я слишком эгоистичен. Я хочу вас… всю вас. Ваше время, ваше общество, ваши мысли… ваше сердце. Хочу, чтобы вы стали моей женой.
– Что? – спросила Грация. Несомненно, она не так расслышала последний набор слов.
– Я хочу жениться на вас, – повторил он. – Если вы примете меня. Мне дали понять, что я могу быть гордым, высокомерным, а иногда и неприятным. Но ручаюсь, что могу измениться, я действительно стараюсь усмирить свою гордость. И я обожаю вас: ваше тело, разум и душу. Сможете ли вы найти в себе силы принять меня?
– Прошу прощения, – сказала Грация, – но… вы серьезно? Я знаю, что неглупа, и, кажется, вас развлекают наши разговоры, но это недостаточное основание для женитьбы. Как вы можете «обожать» меня?
– Возможно, я не вполне оценил вас при нашей первой встрече, но уверяю, что прошло немного времени, прежде чем я стал считать вас одной из самых красивых женщин, которых знаю. Я бы хотел быть с вами, предпочтя всем остальным.
Щеки Грации вспыхнули. Он говорил слишком откровенно, чтобы играть с ней. А это значило, он имел в виду именно то, что сказал.
– Вы уверены, что хотите жениться на мне?
– Уверен, как ни в чем другом. Что еще мне сделать, чтобы убедить вас? – В его глазах появился лукавый блеск. – Я поцеловал вас однажды, потому что вы попросили меня об этом… Могу поцеловать снова, потому что я этого хочу?
Грация кивнула, не доверяя своему голосу.
Мистер Левесон перегнулся через сиденье и поцеловал ее, не обращая внимания на то, что правил лошадьми или что кто-нибудь мог их увидеть. Поцелуй был коротким, едва ощутимое прикосновение губ, но он обещал будущие, и по телу Грации пробежала приятная дрожь. Она подумала, что ей понадобится больше поцелуев мистера Левесона, чтобы определить, почему они производят на нее подобный эффект. Для научных наблюдений, конечно. Только, возможно, не тогда, когда он правит экипажем и они находятся на людной улице.
– Поцеловав меня дважды… один раз – публично… боюсь, вы скомпрометировали меня, и у меня нет другого выбора, кроме как жениться на вас, – заявил мистер Левесон.
Она вопросительно посмотрела на него.
– Разве это не вы скомпрометировали меня? Вы же знаете, из меня выйдет ужасная жена, – сказала она, предпринимая последнюю попытку отговорить его. – Я одеваюсь так, как мне нравится, я хочу иметь лабораторию и не откажусь от своей работы, даже если у меня будут дети. Я не разбираюсь в ведении домашнего хозяйства… мама и близко не подпускает меня к бухгалтерским книгам, потому что я использую их в неподходящих целях… и не обещаю, что всегда буду там, где должна быть, в тот момент, когда должна.
– И это все? Я стерпел бы гораздо больше, если бы это значило провести всю жизнь с вами. В любом случае я предупредил вас, что союз со мной – невыгодная сделка.
– Нет, неплохая, – ответила она, качая головой и протягивая руку, чтобы взять его ладонь. – Любой, которая заполучит вас, повезет.
– Мне безразлична любая, – ответил он, глядя на нее. – Только вы. Желаете ли вы заполучить меня? Это единственный вопрос, который имеет значение. Вы хотите выйти за меня?
