Евгения Марлитт - Графиня Гизела
– Любви, любви? От этих-то? – вскричала она, переходя в дерзость и указывая на семейство поденщика. – Бесценная мысль!.. Если бы ее слышала бабушка!
– Она ее слышала, – произнесла Гизела спокойно. – С тех пор как я себя помню, вы уверяли меня беспрестанно, что дух моей бабушки не покидает меня – она управляет моими делами и поступками. В эту минуту она должна быть довольна мной.
– Вы думаете?.. Вы жестоко заблуждаетесь… Для величественной графини Фельдерн этот класс людей не существовал, и если когда и приближались к ней подобные нахалы, я была свидетельницей, я слышала, как она угрожала затравить собаками «эту сволочь».
– Да-да, покойная графиня недолго раздумывала в подобных случаях, – подтвердил доктор. – У нее было чрезвычайно развитое аристократическое чувство!
Гизела побледнела как смерть… Эти люди безжалостно втаптывали в грязь ее святыню, защищая ее в то же время с самым горячим рвением.
…Она также знала, что бабушка ее находилась на недоступной высоте, от которой веяло таким холодом на ее детское любящее сердце, но она никогда не сомневалась, что эта сдержанность происходила от строгости нравов и возвышенности гордой женской души. И вот это обожаемое существо называют бесчеловечным!
Госпожа фон Гербек сильно ошибалась, надеясь, что все пойдет прежним порядком, – она сама неосторожно разрушила очарование, под которым находилась эта юная душа.
Карие глаза девушки потухли, но в то же время с глубокой строгостью смотрели в лицо гувернантки.
– Госпожа фон Гербек, вы сейчас сказали, что пожар в селении есть наказание неба, – сказала она. – А этот дом еще стоит, – она указала на замок, – дом, в котором целое столетие скрывалась такая ужасная ложь… Бог не того хочет, что вы говорите, – он не наказать хочет, а благословлять: жалкие хижины должны сгореть, с тем чтобы бедному, угнетенному люду стало лучше!
Ключница поспешно пришла из замка.
– Отоприте сейчас же комнаты нижнего этажа левого корпуса! – приказала Гизела.
– Боже мой, ваше сиятельство, вы хотите, несмотря на все протесты с нашей стороны, поступить по-своему? – вскричал доктор; достойный посредник между жизнью и смертью внутренне дрожал от гнева, владея, однако, собой, между тем как гувернантка в безмолвном негодовании судорожно теребила носовой платок.
– Так послушайтесь, по крайней мере, разумного совета! – упрашивал он девушку. – Устройте этих людей не в самом замке – это никоим образом невозможно… Я предлагаю вам павильон – он вместителен.
– Вы, верно, забыли, – возразила ему с досадой Гизела, – как еще вчера отказались провести в нем несколько минут, потому что его сырой воздух мог вызвать у вас ревматизм? Вы сказали, что это помещение в высшей степени нездоровое.
– Да, по стенам течет вода, – подтверждала ключница, не обращая внимания на змеиный взгляд доктора. – Вся мебель покрыта толстой плесенью.
Не произнося более ни единого слова, молодая графиня отвернулась от этих двух людей, гнусные души которых предстали пред ней во всей своей ничтожности.
– Пойдемте, добрая женщина, вы будете иметь солнечную комнату для своего больного ребенка, – обратилась она к бедной женщине, которая, дрожа всем телом, стояла возле нее.
Взяв за руки обоих детей, испуганно цеплявшихся за юбку матери, Гизела пошла с ними к замку.
Ключница побежала вперед.
– Госпожа Курц, я советую вам, желая добра, подождать специального приказания его превосходительства! – крикнула ей вслед гувернантка задыхающимся голосом.
Однако смелая женщина не обратила внимания на это предостережение – довольно похозяйничала брюзгливая старуха, и давно уже пришла пора, чтобы настоящая госпожа Грейнсфельда взяла в свои руки управление.
– Боже, Боже, какие сцены меня ожидают! – стонала гувернантка, хватая себя за голову. – Он снова будет говорить: вы состарились, госпожа фон Гербек!.. При одной мысли об этом дерзком голосе меня кидает в дрожь, я готова провалиться сквозь землю!.. Да и на вашу долю достанется, доктор, будьте уверены!
Советник медицины не сказал на это ни слова. Он поднес к тонким губам превосходной работы набалдашник своей трости и начал насвистывать, а это всегда означало, что он «чрезвычайно расстроен».
Глава 24
– Все по-прежнему, мой милый Флери! – вдруг раздалось за купой деревьев, растущих перед входом в главную аллею, ведущую к замку…
Свист смолк, и трость выпала из рук доктора.
– Все по-прежнему, – продолжал голос, – и если теперь молодая графиня Штурм показалась бы там на балконе, тогда невольно пришла бы мне мысль, что последние пятнадцать лет были не более как сон.
Советник медицины тихонько поднял свою трость, быстро смахнул пыль с воротника, пощупал затылок, на месте ли жидкие остатки его белобрысых волос, искусно разделенных пробором, и встал радом с госпожой фон Гербек, которая, едва дыша от волнения и недоумения, оставалась на краю дороги, по которой должен был пройти князь.
Через несколько мгновений действительно показалась невзрачная фигура его светлости, и князь остановился перед воспитательницей и эскулапом, согнувшимся чуть не до земли.
– А, смотрите, старая знакомая, – сказал князь очень милостиво и протянул кончики своих тонких пальцев раскрасневшейся гувернантке. – До конца претерпевшая отшельница!.. Бедная женщина! Сколько жертв должны вы были принести!.. Но это должно кончиться – с этих пор мы часто будем вас видеть в А.
При этих словах скромно опущенные ресницы госпожи фон Гербек приподнялись с выражением радости и вместе с тем боязни и испуга, масляные глазки боязливо поглядывали на министра, лицо которого было холодно и бесстрастно. Маленькая толстуха снова почувствовала желание провалиться сквозь землю.
– Вы были сильно напуганы, – продолжал далее князь, – пожар мог принять опасные размеры, но успокойтесь, опасности более не существует. Я только что оттуда.
– Ах, ваша светлость, все это было бы ничего, если бы не ужасный поступок маленькой графини!.. Ваше превосходительство, я не виновата!.. – обратилась она умоляющим голосом к министру.
– Оставьте это теперь! – сказал он с нетерпеливым движением руки. – Где графиня?
– Здесь, папа.
Девушка показалась из боковой аллеи.
За эти дни, проведенные вне замка, она очень переменилась, в ней и следа не осталось ее прежней детской уступчивости; теперь все говорило о том, что она полная владелица замка.
Министр хотел взять ее за руку, чтобы по всей форме представить падчерицу его светлости, но она, казалось, не поняла его намерения, и его превосходительство удовольствовался лишь одним движением руки. Слова «моя дочь» прозвучали так нежно в его устах, как будто бы между ним и знатной сиротой существовала в эту минуту самая тесная дружба. Гизела поклонилась с непринужденной грацией. Госпожа фон Гербек с невыразимой боязнью следила за этим поклоном – он был «далеко-далеко не так низок, как бы следовало»! Однако черты князя не потеряли при этом своего сердечного благодушия и оживленной радости.
