Евгения Марлитт - Графиня Гизела
Господин в соломенной шляпе, который пришел с нею, подтвердил ее слова, кивая и с почтением раскланиваясь с молодой графиней.
– Чрезвычайно, чрезвычайно беспокоились! – произнес он жалостным тоном.
– Скажите на милость, что за идея пришла вам в горящий полдень кататься верхом? – допрашивала возмущенная гувернантка. – Где ваша шляпа?.. Как, без перчаток?
– Не думаете ли вы, что я каталась ради удовольствия и имела время соображать, какой цвет перчаток более подходящ к моему туалету? – прервала ее нетерпеливо девушка. – Я ездила за пожарными инструментами.
Госпожа фон Гербек отступила назад и снова всплеснула руками.
– И где вы были? – спросила она, едва переводя дыхание, дрожащим голосом.
– Я хотела проехать в Нейнфельд, но в лесу, на лугу, встретила мама и папа.
Ответ этот поразил гувернантку как молния, хотя у нее и хватило духу прибавить:
– Их превосходительства были одни?
– Откуда я знаю? Может, там было все придворное общество! – ответила Гизела, пожимая плечами. – Князя я узнала.
– Всемогущий Боже, князь видел вас? – закричала гувернантка вне себя. – Это моя смерть, доктор!
Она действительно была бледна как смерть, но и доктор также изменился в лице.
– Ваше сиятельство, – заикаясь, проговорил он, – что вы сделали!.. Это чрезвычайно огорчит его превосходительство!
Гизела смолкла и минуту задумчиво смотрела перед собой.
– Можете вы мне сказать, госпожа фон Гербек, почему князь не должен меня видеть? – вдруг спросила она, быстро взглянув в лицо гувернантке.
Этот прямой вопрос привел гувернантку в себя.
– Как, вы еще спрашиваете? – вскричала она. – Да разве вы не можете понять, в каком вы странном костюме?.. Я могу представить себе положение их превосходительств – они будут неутешны. Ваш странный поступок никогда не простят вам при дворе, графиня! Будут шептаться и подсмеиваться всякий раз, как станут произносить имя Штурм… Милосердный Боже, а как это сойдет с рук мне, несчастной!
– И мне это чрезвычайно горестно, ваше сиятельство, убеждаться всякий раз, что все мои медицинские наставления уносит ветер, – проговорил врач. – Неужели я должен начать снова объяснять вам, что дамоклов меч ежеминутно висит над вами?.. Легко могло случиться, что ваши ужасные припадки разразятся на глазах всего двора. Какой бы это был скандал, ваше сиятельство! – добавил он, поднимая вверх указательный палец.
Человек этот дрожал от злобы, и можно было только удивляться, с какой мягкостью и покорностью он мог в это время опускать свои вытаращенные, слезившиеся глаза.
– Мне кажется чудом, что после такой разгоряченной езды я вижу вас стоящей предо мною без нервного волнения, – продолжал он.
– И я также считаю это чудом, – прервала его девушка, стоявшая до сих пор с нахмуренным лбом и очень равнодушно принимавшая сыпавшиеся на нее упреки. – Однако, казалось бы, это не должно вас удивлять более, господин доктор, ибо вы видите меня такой ежедневно уже полгода.
В это время где-то неподалеку раздался детский плач. При виде гувернантки бедная женщина с детьми скрылась в ближайшем кустарнике. Она предпринимала возможные усилия, унимая детей, чтобы их не заметила злая барыня. В эту минуту от нее вырвался ее младший мальчик. Он выскочил на дорогу и старался беспрестанным «ну, ну!» вывести из себя мисс Сару.
– Что это значит? Как ты сюда попал, мальчик? – спросила с удивлением госпожа фон Гербек.
В этот момент из-за кустарника выступила с озабоченным лицом мать мальчика.
– Женщина эта погорела, – объяснила Гизела.
– А, очень жаль, милая, – сказала гувернантка более мягким тоном. – Рука Господня тяготеет над вами, и, к несчастью, вам это самим хорошо известно, это нельзя назвать незаслуженным испытанием… Вспомните только, как часто я вам говорила, что наказание Божие не замедлит; вы все живете в нечестии изо дня в день, и никогда у вас нет времени для молитвы… Ну, я не буду более говорить, вы и так довольно наказаны… Идите с Богом, я посмотрю, можно ли для вас что сделать.
– Куда она пойдет, госпожа фон Гербек? – спросила Гизела спокойно, хотя щеки ее слегка покраснели. – Вы слышали, что дом у этой женщины сгорел и потому она лишена всякого пристанища.
– Но, Боже мой, как я могу знать, куда она может идти? – возразила госпожа фон Гербек с нетерпением. – В селении немало домов.
– Но не для пяти бесприютных семейств, – проговорила девушка, ее прекрасный гибкий стан выпрямился, во всем облике чувствовалась власть. – Женщина останется в замке со своим мужем и детьми, – объявила она решительно. – И не только она одна, но сюда придет еще второе семейство… Поди сюда, малютка! – И, взяв за руку ребенка, она была готова продолжать свой путь.
– Праведный Боже, какое сумасшествие!.. Я протестую! – вскричала госпожа фон Гербек и, вытянув руки, преградила девушке дорогу в замок.
Испуганная этим движением, мисс Сара взвилась на дыбы и бросилась в сторону. Гувернантка с криком пустилась прочь, а за нею и доктор, но Гизела не выпустила из рук поводьев. Ее присутствие духа и ласковые, успокаивающие слова усмирили, наконец, испуганное животное.
Старик Браун, услышав, вероятно, крики госпожи фон Гербек, прибежал из замка. Гизела передала ему лошадь и, приказав послать к себе ключницу, немедленно вернулась к погорельцам.
Она пришла вовремя, ибо быстро пришедшая в себя госпожа фон Гербек с выговором указывала женщине на выход, а доктор с сердцем толкал туда же мальчика.
– Вы останетесь! – вскричала Гизела, хватая за руку женщину, хотевшую уже удалиться вместе с детьми.
Девушка едва переводила дух, и не только от усталости, но и от ожесточенности. Первый раз она испытывала глубокое негодование, внезапно овладевшее ею.
– Госпожа фон Гербек, чья это земля, на которой мы стоим? – спросила она, теряя спокойствие.
– О, милая графиня, я это с удовольствием вам разъясню!.. Мы стоим на земле старинных имперских графов Фельдерн!.. Там, под той крышей, не раз в качестве гостей находили себе ночлег коронованные особы, но никогда людям темного происхождения не было там места… Графы Фельдерн никогда не допускали себя до обращения с простым народом – они издавна были грозой докучливых и бесстыдных… И теперь эта священная земля будет опошлена?.. Никогда и никогда!.. До тех пор пока язык мой будет двигаться, я не перестану протестовать!.. Милейшая графиня, уже не говоря о примере, который вам оставили ваши сиятельные предки, – подумайте ради вашего собственного интереса, какое к вам будет уважение…
– Мне не нужно такого уважения, какое разумеете вы, – я хочу любви.
Гувернантка насмешливо улыбнулась:
