Марина Фиорато - Венецианский контракт
Направляясь в лодке на Джудекку, он вспоминал, как она шла через зелёную лужайку к Тезону. Она всегда смотрела прямо перед собой, никогда не сбиваясь с курса, словно нос корабля, чем вновь напомнила ему Марию-ди-Леньо. Он представил себе её кожу цвета корицы, янтарные глаза, не веря, что сегодня ночью она уже будет жить в его доме.
С тех пор как она раскрыла ему значение своего имени, его завораживали её губы – эти странные перевернутые губы – верхняя немного больше нижней. Он представил, как касается её кожи – мягкой, нежной, как чувствует её поцелуй на своих губах.
Глухой удар лодки о пристань прервал его прекрасные видения. Аннибал бросил цехин гребцу, спрыгнул на берег – легко и радостно, и впервые увидел церковь.
Он с детства помнил ландшафт Джудекки и привык к зубчатым развалинам монастыря Святого Себастьяна, поэтому церковь Палладио поразила его. Место было выбрано блестяще! Церковь уже стала самым высоким строением на острове, хотя представляла собой пока только прямоугольную каменную призму без шпиля и кампанилы. Из-за этого Аннибалу показалось, что она похожа на восточный храм; это впечатление усиливал и широкий постамент у входа. Фасад вполне мог принадлежать иерусалимскому храму, афинскому Парфенону или – сердце его радостно затрепетало – константинопольской мечети. Аннибал сосчитал пятнадцать ступеней, ведущих к двери, и вбежал по ним наверх.
Внутри было месиво из земли и камня. Удушливая белая пыль и оглушительная какофония молотков и зубил камнерезов, крики людей, поднимавших каменные блоки с помощью сложной системы лебедок и ремней.
Крестообразная дорожка была размечена колышками и разноцветными канатами, а в середине всего этого, где должен был висеть Христос, стоял Палладио со своей вечной тенью – растрепанным чертежником. Аннибал широко улыбнулся им обоим, забыв про свою маску. Когда они заметили его, Палладио стукнул себя по лбу.
– Ах, простите меня, доктор. Я забыл, что сегодня пятница. Мы как раз спорим, что делать с этим колодцем.
Аннибал устремил свой клюв на полуразрушенный колодец. Он казался совсем древним. – Что тут спорить? Засыпайте его, конечно.
– Именно это я и собирался сделать, – сказал архитектор, все ещё в нерешительности потирая бороду. – Но он до сих пор многое значит для верующих, мои каменщики каждый день отваживают паломников, которые приходят сюда в надежде на исцеление от чумы. Я думал сделать его частью интерьера, но Сабато говорит, что колодец окажется прямо под центральной частью свода. Ничто не должно отвлекать от его великолепия, так что, боюсь, от колодца придется избавиться.
Палладио взглянул вниз, куда смотрел Аннибал, и усмехнулся.
– Вы мой врач. Может, мне выпить этой воды? Воспользоваться панацеей, пока колодец не закопали навсегда?
Аннибал рассмеялся.
– Пожалуйста, дорогой друг, это не навредит вам, но и не исцелит. Когда приступите к своду?
– Сегодня.
Аннибал взглянул на небо – светло-голубое, испещренное крохотными белыми облаками. Как можно охватить это небо и заключить его под куполом? Но сегодня Аннибал верил, что возможно всё. Палладио справится.
Он взглянул на старика – вероятно, повлиял свежий воздух, но архитектор ещё никогда не выглядел так хорошо – цвет лица у него был ровным, дыхание размеренным, глаза блестели. Врач хотел спросить его о самочувствии, но произнёс нечто совершенное другое.
– Что означает ваше имя?
– Простите? – старик растерялся от неожиданности.
– Ваше имя. Палладио. Что оно означает?
– Его дал мне мой первый учитель, Джан Джорджо Триссино, – сказал Палладио. – Оно напоминает о мудрости Афины Паллады.
Аннибал улыбнулся. Сегодня всё забавляло его.
– Я ожидал нечто в этом духе. А ваше настоящее имя?
– Андреа ди Пьетро дела Гондола. Но людям легче запомнить Палладио. А я хочу, чтобы меня запомнили; особенно за эту церковь, – взволнованно произнёс он.
– Вас запомнят, – уверил его Аннибал. – Вы обязательно завершите свой шедевр. Вы достаточно мудры, чтобы следить за своим здоровьем. – Аннибал был доброжелательно настроен к Палладио, да и ко всему миру. Он даже вежливо ответил, когда лохматый чертёжник спросил про Фейру. Он был рад услышать её имя, рад говорить о ней.
– У неё все хорошо, – сказал врач, – она передает наилучшие пожелания вам обоим.
Ему хотелось поговорить о ней, повторяя снова и снова её имя; рассказать обо всем, что она поведала ему. Он извинился, торопясь уйти, чтобы не выдать себя, и помчался к трагетто так, словно дьявол гнался за ним.
Плывя через лагуну, Аннибал с радостью разглядывал длинные тени в вечерних сумерках, которые с каждой минутой приближали его к ночи – и к Фейре. Он не стал дожидаться, пока лодочник привяжет гондолу, спрыгнул на пристань, заплатил ему больше, чем следовало, и прошел мимо сторожки, поприветствовав не только Бокку, но и карлика. Он невольно вздрогнул, когда проходил мимо больницы, зная, что она там, занята своими делами. Так близко.
Аннибал не зашел в Тезон, а направился сразу домой. Ему не хотелось видеть её с пациентами до наступления ночи, быть рядом и не дотрагиваться до неё. Он поставил небольшую кровать в углу, возле огня, чтобы тлеющие угольки согревали её ночью, затем достал лучшее покрывало и лучший тюфяк, набитый соломой, чтобы побаловать её. Он провел рукой по гладкой простыне, на которой сегодня ночью они будут лежать вдвоем.
Неожиданно ему вспомнились слова Бадессы Мираколи. Когда он между делом сообщил ей, что хижина возле церкви скоро освободится для растущей семьи Трианни, она заговорила с ним сурово.
– Оставьте в покое бедную девочку, – сказала она. – Она сирота, без мужа, далеко от дома. Вы неженаты. И это не говоря о различиях вашей веры. Её ждет вечное проклятие, но вас ещё можно спасти. Вы не можете жениться на ней; а если вы собираетесь делить с ней кров, то подвергнете опасности свою бессмертную душу. Оставьте её.
– Подобные отношения исключены, – соврал он. – Она расположится внизу, около камина. Неужели мне нельзя завести служанку?
– Но она вам не служанка, – строго напомнила ему Бадесса.
Аннибал потерял голову и стал кричать.
– Да. Она не служанка. – Его голос зазвенел внутри маски. Слишком громко. – Она мой товарищ. Она врач.
Он произнёс это впервые, удивив самого себя.
Аннибал места себе не находил, шагая из угла в угол, только чтобы убить время. Он представлял себе, как Фейра терпеливо занимается пациентами, покрыв лицо вуалью, и страстно желал, чтобы она оказалась рядом – сейчас же. Он уже точно знал, как возьмет её на руки, как поцелует её непостижимые, прекрасные губы. Аннибал, который никогда не молился, стал молить о наступлении ночи.
