Филиппа Грегори - Любовник королевы
Эми заморгала. Осматривая усадьбу, она не думала ни о каких оленях и придворных.
– Скажи-ка, где тут покои, достойные того, чтобы в них разместилась королева? – язвительно спросил Роберт. – Или ей хватит насеста в курятнике? А где расположится двор? Может, мы спешно настроим еще несколько таких же лачуг с другой стороны сада? Где повара ее величества будут готовить обед? Уж не на костре ли? Где разместятся лошади королевы и гостей? Наверное, мы введем их в дом, что сейчас и делается. Я рассчитывал приглашать сюда не менее трехсот человек. Где им спать? На сене?
– А зачем королеве приезжать сюда? – спросила Эми, чувствуя, как дрожат ее губы. – Она вполне может остановиться в Оксфорде. С чего ей вдруг захочется появляться здесь? Да и зачем нам ее приглашать?
– Затем, что я – один из величайших людей при ее дворе! – выкрикнул Роберт.
Тупость жены, ее неспособность видеть дальше пастбищ и сенокосов подняли в нем волну ярости. Он с силой ударил кулаком по седлу, отчего лошадь почти взвилась на дыбы и начала беспокойно топтаться на месте. Роберт туго натянул поводья, и удила лязгнули о лошадиные зубы.
– Королева, приезжающая в гости к придворному, оказывает ему великую честь! Это ты можешь понять? Да и не мне одному! Тебе тоже, Эми! Я просил тебя подыскать не лачугу, не жалкую хижину, а строение, достойное называться домом. У тебя было предостаточно времени. Мне хотелось, чтобы наше жилье было таким же большим и просторным, как Хатфилд, Теобальде или Кеннигсхолл. Видела бы ты дворец Сесила в Теобальдсе! Это целая деревня под одной крышей. Его жена правит там как королева. Но Сесил понимает, что одного Теобальдса ему мало. Он строит новый дворец в Бургли, дабы показать свое богатство и величие, выписывает каменщиков со всего света. Но мой род знатнее, нежели Уильяма. По сравнению со мной он не более чем крестьянин, стригущий овец. Мне нужен дом, который не уступал бы его поместьям по роскоши и великолепию, а еще лучше – превосходил бы их! Все должны видеть, каких высот я достиг при благословенном правлении королевы Елизаветы!
Эми кусала губы. Слезы подступили совсем близко. Возможно, она расплакалась бы, если бы не нанесенная мужем обида, которая усугублялась еще и тем, что все это происходило на глазах четы Хайд и Лиззи Оддингселл.
– Эми, я до сих пор не понимаю, как тебе могло приглянуться это убожество. Ты же гостила у моей сестры в Пенсхерсте! Должна знать, какой дом я ожидал увидеть. А этот… Даже если бы мы его отскребли до последнего закутка, он годился бы только под крестьянскую псарню.
Эми трясло. Она с трудом удерживала поводья. Лиззи Оддингселл с тревогой наблюдала за нею, подумывая, не пора ли вмешаться.
Но Эми совладала с собой, расправила ссутулившиеся плечи, подняла голову и заявила:
– Ну что же, муж, дом тебе не понравился, и убеждать тебя в обратном я не стану. Жаль, конечно. Ты даже не захотел узнать, какой доход приносит эта ферма.
– Плевать я хотел на доход! – закричал Роберт.
Его конь заржал, и Дадли сердито натянул поводья, однако это не успокоило испуганное животное. Оно завертелось на месте, потом попятилось назад и напугало лошадь Эми. Та отскочила в сторону, чуть не сбросив всадницу.
– Что мне доход от какой-то ничтожной крестьянской усадьбы! – продолжал озлобленный монолог Роберт. – Буду я еще думать о доходах! Пусть об этом позаботятся те, кого я нанимаю. Эми, я скоро стану самым богатым человеком во всей Англии. Королева намерена поставить меня заведовать казначейством. Мне совершенно неинтересно, сколько сена можно получить с какого-то там поля. Я прошу тебя быть моей женой и хозяйкой дома, соответствующего моему величию…
– Ах, величию! – взвилась Эми. – Ты по-прежнему гонишься за ним, так и не усвоил урок, преподнесенный тебе жизнью? Где было то величие, когда ты вышел за ворота Тауэра, голодный и бездомный? Почему оно покинуло твоего брата, умершего от тифа, словно последний бродяга? Когда ты наконец-то поймешь, что твое истинное место – дома? Только в родных стенах мы обретем настоящее счастье! Почему ты снова пустился в погоню за бедой? Вы с отцом проиграли битву за Джейн Грей. Он потерял сына и собственную жизнь. Но тебе этого оказалось мало. Ты кинулся восстанавливать величие семейства Дадли, и что же? Ты лишился еще одного брата, а Англия потеряла Кале. Вместо славы ты вернулся домой с позором. Сколько еще раз тебе нужно пережить его, чтобы понять простые вещи? До какого дна нужно опуститься семейству Дадли, чтобы вы наконец-то узнали свои пределы?
Роберт впился шпорами в лошадиные бока и снова натянул поводья. Ошалевшее животное взвилось на дыбы, молотя воздух передними копытами. Роберт сидел в седле будто статуя, твердой рукой управляя непокорным конем и своим гневом. Лошадь Эми заржала и заметалась, и женщине пришлось вцепиться в седло, чтобы не упасть.
Наконец Роберт заставил своего скакуна опуститься на все четыре ноги, нагнулся и прошипел:
– Давай швыряй мне в лицо каждый день моего бесчестья и позора. Только я уже не тот юный и глупый зять сэра Джона Робсарта, несущий на себе отметину Тауэра. Я вновь стал сэром Робертом Дадли. Я ношу орден Подвязки, высочайшую рыцарскую награду. Я королевский шталмейстер. Если ты не испытываешь гордости, называясь леди Дадли, изволь, становись опять Эми Робсарт, глупенькой дочкой сэра Джона. Но для меня эти дни позади.
Боясь, что лошадь все-таки сбросит ее, Эми спрыгнула на землю. Там она повернулась и подняла глаза на мужа. Тот возвышался над нею, словно памятник. Но сейчас Эми не боялась ни Роберта, ни его обозленной лошади. Кровь прилила ей к лицу, а во рту все сделалось горячим.
– Не смей оскорблять моего отца! – крикнула она. – Не трогай память о нем! Он был достойным человеком, не чета тебе, свои владения получил честным трудом, а не выплясыванием под дудку незаконнорожденной еретички. Не говори, что тебя не волнуют доходы. Ты хоть задумывался о том, откуда приходят все эти изысканные блюда, которые пожирают придворные бездельники? Ты умер бы с голоду, если бы мой отец не работал на земле и не кормил тебя. Почему-то у твоих высокородных друзей ни куска хлеба для тебя не нашлось. Помнится, тогда ты радовался любой еде, какая появлялась у тебя на тарелке. Не называй меня глупой. Я была такой всего однажды, зря поверила тебе и твоему хвастливому отцу, когда вы явились в Стэнфилд-холл и фальшиво восхищались теми местами. Только вы недолго красовались. Потом вас, государственных преступников, везли на тряской телеге в Тауэр. – Эми захлебывалась от гнева, торопясь выплеснуть все, что подняли в ней обидные слова Роберта. – Не смей угрожать мне! Я останусь леди Дадли до конца своих дней! Я прошла с тобой через сущие круги ада, когда стыдилась произносить свое имя. Но ни ты, ни твоя еретичка-обманщица не смогут забрать его у меня.
