Кэтлин Вудивисс - Зимняя роза
Моментально покраснев, Эриенн отвернулась в сторону:
— Я… я… не думала, что вы хотите завести детей, вот и все.
— Напротив, Эриенн. Для моего чувства собственного достоинства просто необходимо какое-то целебное средство, и я не смогу придумать, что сумеет поддержать его лучше, нежели если вы принесете плоды от моего семени.
Лицо ее лишилось цвета так же быстро, как чуть ранее зарделось, и оно приняло землистый оттенок.
— Вы многого хотите от меня, милорд, — ответила Эриенн неуверенно. — Прежде чем меня выставили на аукцион, я думала, смогу ли я уступить человеку, который в лучшем случае будет для меня незнакомцем. — Она сжала руки в кулаки, чтобы они не дрожали. — Я знаю, что связана словом клятвы, но мне будет очень трудно сдержать его, потому что вы для меня более чем незнакомец. — Она подняла глаза и посмотрела в пустые, по направленные на нее прорези маски. Голосом, превратившимся в хриплый шепот, она произнесла: — Вы — это все, чего я боялась.
Он поднялся и в колеблющемся свете пламени навис над всем, что было вокруг, огромной и угрожающей массой. Его внушающее страх присутствие заполнило комнату, и Эриенн смотрела на мужа с таким завороженным вниманием, с каким загнанная в угол мышь смотрит на приближающегося кота. Под его безотрывным взглядом она стянула пеньюар у горла и откинулась в кресле. Потом он отвернулся. Он подошел к находившемуся у окон столу, взял один из стоявших там графинов и плеснул в кубок добрую порцию вина. Запинающейся походкой он вернулся назад.
— Выпейте это, — предложил он ей своим жутким голосом, в котором звучали нотки усталости. — Это поможет уменьшить ваш страх.
Хотя выпитое за ужином вино не смогло смягчить ее страдания, Эриенн послушно приняла кубок и поднесла его к губам, посматривая на мужа, который стоял и ждал. В сознании у нее молнией сверкнуло, что время осуществления супружеских обязанностей уже совсем близко и ее готовят к этому. В стремлении отодвинуть решительный момент, она медленно потягивала вино, отмеряя содержимым кубка свою жизнь. Лорд Сэкстон был терпелив до последнего, и наконец в кубке не осталось ни одной капли влаги, которая отделяла бы Эриенн от свершения предначертанного. Он принял кубок из ее дрожащей руки, отставил его в сторону и потянулся, чтобы поднять жену с кресла. Вино для Эриенн, однако, не совсем пропало даром. Оно придало сил и энергии ее не вполне устойчивым нервам. Эриенн скользнула из кресла в сторону, избегая помощи затянутой в перчатку руки так, как она отстранилась бы от свернувшейся кольцом змеи. Массивные размеры мужа заставили ее с болью признать свою собственную беспомощность и бесполезность попыток оказать сопротивление. И все же она отступила на шаг назад и приготовилась бежать, если он набросится на нее.
Рука мужа опустилась вниз, и у Эриенн немного отлегло на душе. Она опасалась рассердить супруга и вызвать у него такую ярость, которая могла бы уничтожить ее. Насилие — плохое начало совместной жизни, и все же Эриенн не могла заставить себя подчиниться. Мозг ее искал какое-нибудь разумное решение, которое позволит сдержать супруга без обострения отношений.
Она посмотрела на него с отчаянной мольбой, сожалея, что не может видеть лица за черным покровом маски, и в то же время благодаря судьбу, что это так.
— Лорд Сэкстон, может быть, вы дадите мне какое-то время, чтобы узнать вас и успокоить свой страх. Поймите, пожалуйста, — принялась она умолять его, — я всей душой намерена последовать своей клятве. Мне только нужно время.
— Я знаю, что моя внешность далеко не способствует проявлению желания, мадам. — В голосе его открыто звучала горькая усмешка. — Но что бы вы там ни думали, я вовсе не жестокий зверь, которые заманил вас в ловушку и собирается навязать себя силой.
Эти слова ничуть не приободрили Эриенн. В конце концов, это были лишь слова, а она давно узнала, что истинная суть мужчины скорее проявляется в том, что он делает, а не в том, что говорит.
— Я такой же, как другие мужчины, и желания мои во многом такие же. Да только от того, что я вижу вас в этих покоях и знаю, что вы — моя жена, все внутри у меня перекручивается болезненным узлом. Мое тело жаждет выплеснуть ту страсть, которую вы вызвали во мне. И все же я соглашусь с тем, что потрясение ваше было велико и что вы ошеломлены вашим слишком изменившимся окружением. — Он протяжно и прерывисто вздохнул, словно не хотел продолжать дальше, и когда снова заговорил, в его голосе совсем не было юмора: — До тех пор пока я в силе сдерживать все, что вы всколыхнули во мне, от вас требуется лишь сказать мне о своих желаниях, и я постараюсь воздать им честь. Но лишь об одном я хотел бы предупредить вас. Хотя приобретенная мной кобылица неспособна к скачкам, я готов удовлетвориться тем, что буду наслаждаться созерцанием ее красоты и грациозности до тех пор, пока она не будет готова принять мою руку и вручить мне как супругу все права на себя. Мадам, — его рука в темной перчатке указала на тяжелую дубовую дверь покоев, в замке которой ярко блестел медный ключ, — я повелеваю вам никогда не трогать этого замка или каким-либо иным путем запирать от меня эту дверь. Поскольку вы будете пользоваться полной свободой в этом доме и на этих землях, я тоже желаю приходить и уходить, когда захочу. Вы понимаете?
— Да, милорд, — пробормотала она, готовая согласиться на все, лишь бы ускорить его уход.
Прихрамывая, он приблизился, и Эриенн почувствовала, как нежно ласкает ее его взор. В страхе перед тем, что может последовать, она задержала дыхание. Руки в перчатках протянулись к ней, и она напряглась, когда эти руки взялись за завязки ее пеньюара. Соскользнувший с плеч пеньюар мягкими волнами упал к ее ногам, оставив скромность Эриенн лишь под защитой легкой туманности ночной рубашки. В свете пламени очага защита эта была чисто условной. Тонкое полотно прилегало к телу, как полупрозрачная дымка, не скрывая округлых изгибов ее ног и бедер, обтягивая с алчным восторгом дразняще полную грудь.
— Не надо бояться, — хрипло проскрипел его голос, — но я хотел бы взглянуть на вас как на свою невесту, прежде чем уйду. Сбросьте рубашку и позвольте мне посмотреть на вас.
Эриенн колебалась, время для нее словно перестало существовать. Ей хотелось отвергнуть просьбу, но она понимала, что было бы глупо испытывать терпение супруга после того, как он сам подверг себя жестким ограничениям. Пальцы ее дрожали, пока она возилась с завязками, и она застыла в безмолвном трепете, когда рубашка скользнула к ее ногам. Она не могла видеть перед собой этот ничего не выражающий, нечеловеческий взгляд маски, который намеренно медленно обегал все уголки ее тела, задерживаясь на время на ее белеющей груди и изящных изгибах бедер. Эриенн устремила свой взор в какую-то отдаленную точку и изо всех сил старалась подавить подступающий к горлу крик от нараставшей где-то внутри полной паники. Она знала, что если он снова прикоснется к ней, то она надломится и начнет превращаться в прах, пока не падет ниц и не станет просить пощады, валяясь у него в ногах.
