Симона Вилар - Королева в придачу
– Я сделаю тебя несчастной, только если ты не покоришься, – сухо сказал он, отнял руку. Король крепко сжал кулак. – Вот где ты у меня, Мэри! И я раздавлю тебя, если будет нужно. Я король Англии, а не сосунок, которым ты привыкла помыкать. Я ушлю тебя, лишу милостей двора, твое имя исчезнет навсегда. Разве ты забыла, как жила в ссылке...
– Да это все, чего я хочу! – вдруг воскликнула Мэри. Генрих был поражен.
– Мне стыдно, что у меня такая сестра.
Он ушел, чувствуя, что она не смирилась. А на другой день её дверь опять оказалась закрыта, и опять Генрих велел выбить замок.
Мэри теперь стояла одна посреди комнаты, её фрейлины испуганно разбежались. Она дрожала, но на лице читалось такое упорство, что Генрих, прежде чем подумал, что делает, нанес ей с размаху удар по лицу.
Он ударил сильно, наотмашь, как мужчину, так, что Мэри отлетела к стене и упала. Ее щека моментально распухла.
– Кажется, у меня будет синяк, – сказала Мэри и криво улыбнулась. – Как же ты тогда выставишь меня перед французами? Они ведь сразу поймут, каким образом ты вынуждаешь меня выйти замуж за их старика-короля.
Генрих понял, что допустил оплошность и пришел в такую ярость, что испугался за себя. Он боялся, что вновь начнет бить, пинать, колотить ее. Да понимает ли она, кому перечит, на что обрекает себя? Ему захотелось вцепиться руками в её горло, трясти, душить, выжать из неё всю жизнь без остатка. Он даже отошел от неё, боясь, что сделает непоправимое.
– Мэри, я твой король и могу распоряжаться твоей жизнью, как мне заблагорассудится.
– Нет, Генрих. Мы с тобой слишком на виду у всех, и ты не сможешь сделать то, чем грозишься.
Проклятье! Она не боялась его. А он её почти ненавидел.
– Завтра я уеду, – сказал он, сдерживая яростную дрожь в голосе. – А ты не выйдешь из этой комнаты, пока не смиришься. Ни развлечений, ни музыки, ни книг, ни вкусной еды. Ты скоро поймешь, чего себя лишаешь.
Генрих был в гневе, ведь Мэри посягнула на самое святое для него – на его власть. Она задела чудовищное себялюбие Генриха, посмела не подчиниться, а этого было достаточно, чтобы убить все его нежные чувства к сестре и даже возненавидеть ее. Вечером король жаловался жене:
– Что за дикое своеволие? Как она смеет не подчиняться? Неужели она не понимает, что из-за её упрямства европейские дворы начнут насмехаться надо мной? Все будут спрашивать, как этот Генрих Тюдор может управлять королевством, когда он не может привести в повиновение свою собственную сестру, совсем молоденькую девушку? Неблагодарная тварь! Я ведь сделал её едва ли не второй королевой при своем дворе, я позволил ей блистать, исполнял все её прихоти, а она ответила мне столь черной неблагодарностью. А ведь я уготовил ей лучшую участь, собирался сделать королевой такой большой страны, как Франция. И вместо того чтобы нижайше благодарить, она хочет сделать из меня посмешище. Нет, клянусь всемогущим Богом, – она выйдет за Людовика XII, или я запорю её до смерти.
Катерина вздрогнула. Жестокость супруга порой пугала ее.
– Это нехорошие, злобные мысли, Энри, – тихо сказала она. – Я словно не узнаю тебя. Где тот, милый, добросердечный юноша, которого я полюбила?
Генрих почувствовал себя виноватым и подсел к ней.
– Тебе нельзя так расстраиваться, Кэт. В твоем положении...
Катерина снова была беременна, и Генрих опять был с ней нежен. Вот если бы она ещё и родила ему... «Зачинает-то она легко», – с грустью подумал он.
– Вот что, Кэт, – начал он, – завтра я уеду. Что бы ни вытворяла эта глупая упрямица, переговоры должны идти полным ходом. И, в конце концов, я король, у меня есть другие дела, а не только возня с ней. Ты же, Кэт, останешься с ней в Ричмонде и постараешься уговорить ее. Я надеюсь на тебя, Кэт, ты ведь такая умница!
А королева и сама подумала, что будет лучше, если Генрих и в самом деле на какое-то время оставит сестру. Это уже становилось просто опасным. Конечно, Катерина считала, что Мэри неправа, её мечты несбыточны, а судьба предопределена ещё с рождения. Откуда же в Мэри эта непокорность? Неужели она не понимает, что рано или поздно её вынудят подчиниться, и вопрос только в том, насколько тяжело или безболезненно это произойдет. Но Мэри сама избрала для себя мучительный путь, посмев восстать против воли короля. Воли самого Генриха!.. Катерине это казалось абсурдным, даже нелепым. Она была покорной женой, и в те дни даже представить не могла, что настанет время, когда она сама посмеет восстать против его воли, и будет противостоять ему до конца... до самого конца.
А пока Катерина, едва Генрих отбыл, отправилась к Мэри, чтобы попытаться уговорить её. Она не бранилась, не кричала на неё, была даже мягкой, собственноручно прикладывала компресс к распухшей и потемневшей щеке принцессы.
– Моя маленькая дикарка Мэри, – сокрушалась королева. – Твоя беда в том, что ты слишком долго жила вдали от двора и забыла, что первый долг принцесс королевского дома – не ставить свои условия, а повиноваться. Но за это мы получаем многие преимущества – роскошь, веселье, блеск, возможность быть в центре событий и даже влиять на их ход.
– Я хочу лишь одного, – перебивала её Мэри, – чтобы меня оставили в покое, услали...
– Неправда. Я наблюдала за тобой и видела, какое удовольствие доставляло тебе твое положение. Беда лишь в том, что только тебя вернули, как тут же обязали выйти замуж. Ты просто не была готова. Я понимаю тебя, твой страх, мне ведь тоже было страшно покидать Испанию, родителей, привычный уклад жизни. А ведь я была даже моложе тебя, когда прибыла в Англию. Хотя у меня было одно преимущество – я была с двенадцати лет помолвлена с английским принцем и успела свыкнуться с этой мыслью.
– И ещё твой жених был молод, – вскинулась Мэри, – а мне предлагают старого развратника, развалину, которая надеется посеять в моем лоне новый росток династии Валуа. Да меня просто берет оторопь при одной мысли, что он прикоснется ко мне!
А Катерина снисходительно улыбалась.
– Конечно, первое время брак тебе покажется странным, кто бы ни был твоим мужем. Но, думаю, выйти замуж за старика, который будет к тебе добр, будет заботиться и лелеять тебя, даже лучше, чем за нетерпеливого юнца, который не оценит твоей преданности и любви.
В голосе королевы появились грустные нотки, и Мэри бросала на неё украдкой вопросительный взгляд. Не имеет ли Катерина в виду себя и Генриха? Ведь слухи при дворе расходятся быстро, и уже было известно, что даже после того, как Катерина узнала об интрижке супруга с Бесси Блаунт и услала фрейлину, Генрих не прекратил встреч с любовницей. Он поселил её в поместье в Эссексе, которое называют Иерихоном, и, возможно, даже сейчас, улучшив момент, находит время, чтобы навестить юную возлюбленную.
