Донна Валентино - Королева его сердца
– Слабеющее тело! Это тело ни разу не допустило ни одной ошибки. – Мод встала и прошлась взад и вперед, выпячивая грудь и покачивая бедрами, чем вогнала в краску Глориану. – Все дело в моих проклятых глазах. Они не стали хуже, наоборот, стали даже лучше. Всю жизнь я ничего не видела на расстоянии дальше двух футов. А когда стала постарше, глаза мне вовсе отказали, и теперь я не вижу даже вплотную, а ступив на канат, только и думаю об этой твердой старой земле, ожидающей, когда я сорвусь. – Она содрогнулась и снова опустилась на одеяло.
– Человек, с которым мы виделись в Нэшвилле, говорил, что тебе могли бы помочь очки, – напомнила ей Глори.
– В очках я выглядела бы как взобравшаяся на канат старуха.
– Очки носит множество совсем не старых людей.
– Покажи мне фотографию Мариэтты Рэвел в очках, и я тут же побегу заказывать их для себя.
– Мариэтта Рэвел и Мод были своего рода соперницами, – пояснила Глори.
Мод тут же фыркнула:
– О соперничестве не было и речи. Я всегда была лучше, чем она. Я и сейчас лучше. И докажу это, как только смогу выступать снова.
Глори и Мод сотни раз затевали этот совершенно бесполезный спор. Глори понимала, что как бы громогласно Мод это ни отрицала, ее страх разрастался, превращаясь в неодолимый ужас. Мод никогда уже не сможет пройти по канату без риска нервного срыва, угрожающего смертельным исходом. Глори прекратила спор и повернулась к Данте с деланной непринужденностью, под которой хотела скрыть острое любопытство:
– Ну а ты, Данте? Чем займешься, когда с обязанностями телохранителя будет покончено?
– Ты хочешь сказать, после того как я получу зеркало?
Глори почувствовала, что ей расхотелось улыбаться:
– О, разумеется. Это я и имела в виду.
– Но меня учили, что мужчина должен ждать своей очереди, пока с делом не покончит леди. Дело за тобой, Глориана.
Ну и хитрец! Как он лихо выкручивается из затруднительного положения. Она по-прежнему чувствовала, как учащенно билась жилка на ее горле – верный признак волнения, как справедливо считал Данте. Ей хотелось воспользоваться этой едва заметной трещиной в его самообладании. Но за короткое время их знакомства Глориана сердцем успела понять, что он, так же как Мод, без устали забрасывал ее вопросами, пока она не раскрывала ему свои планы.
– Мы присоединимся к цирку в Санта-Фе. – Данте молча ожидал, явно надеясь на большее. – Да, именно так. Мы прицепим мои вагоны к цирковому составу и на следующий же день снова займемся своим делом.
Треск поленьев в костре и далекий вой шакала подчеркивали воцарившуюся тишину.
– Когда ты говоришь о своих планах, в твоих словах не чувствуется греющей душу радости, Глориана, – не отступал Данте.
Радость? Что могло быть радостного в возвращении в лоно мадам Боадечии? Ужасная правда состояла в том, что Глори так упивалась этими последними днями вне цирка, хотя и находилась под тяжелым впечатлением от известия о смерти отца и от скверных новостей о Пле-зент-Вэлли, что старалась избегать мыслей о возвращении в цирк. Не хотелось ей думать и о том, как будут встречены в цирке Фонтанеску фокусы мадам Боадечии, если она кончит тем, что отдаст Данте зеркало. У нее не было и половины артистического блеска ее матери, а без этого зеркала от нее вообще не будет никакого толку.
Глориана пожала плечами и опустила голову, чтобы скрыть начавшую снова бешено пульсировать жилку на горле.
– Нынешний сезон продлится не слишком долго. А когда ударит зима, мы отправимся во Флориду. Я люблю Флориду.
– Флорида! Я многое знаю о Флориде.
Данте сказал это с широкой, от уха до уха, улыбкой, обнажившей крепкие белые зубы на загорелом лице, и снова подмигнул ей так, что у нее екнуло сердце. Она никогда раньше не видела, чтобы он так улыбался, и уже больше не могла оторвать от него глаз.
Обычно мужчины выглядят более дружелюбными и как бы теряют часть своей мужественности, когда улыбаются. Про Данте этого сказать было нельзя. Его восторг, вызванный упоминанием Флориды, казалось, стер все привлекательные следы смущения, которым он порой позволял проявляться. Он словно стал выше, сильнее и самоувереннее, чем раньше, без единого намека на малейшую уязвимость. Это напомнило Глориане о том, что он был не ординарным человеком, а в высшей степени опытным убийцей – похитителем зеркал.
Она должна бежать. Она должна вцепиться в руку Мод и потянуть ее за собой. Бежать, подобрав юбки, как можно дальше от Данте Тревани. Но вопреки здравому смыслу Глори не хотелось ничего другого; только бы безотрывно смотреть на него и снова и снова повторять слово «Флорида», чтобы он не переставал ей улыбаться.
Слава Богу, он, кажется, не замечал ее глубокого смятения.
Его прекрасные глаза, казалось, утонули в мире грез.
– Флорида. Боже, эти рассказы Понса де Леона при дворе об открытии этой земли и о ее изумительном источнике молодости…
– Надо же – собирать людей при дворе, чтобы так морочить им голову! – заметила с некоторой тревогой заядлая поборница истины Мод.
Глори едва заметно улыбнулась, на что Мод буквально ощетинилась:
– Неужели вы думаете, что я выглядела бы так, как теперь, если бы во Флориде действительно был какой-нибудь источник молодости? – Она подняла локоть и похлопала другой рукой по дряблой мышце плеча. – С каждым днем провисает все больше, – пожаловалась она. – Данте мог бы выдумать что-нибудь получше. Каждому известно, что эту страну открыл Христофор Колумб, а не какой-то там Понс.
– Ты, возможно, имеешь в виду известного итальянского путешественника Кристофоро Коломбо, – заметил Данте.
Глори, все еще увлеченная происшедшим в нем едва заметным изменением, на этот раз решила не исправлять его ошибку в произношении, тем более что он тут же добавил:
– Мне не доводилось с ним встречаться.
– Еще бы! – Мод откинулась на подушку, словно освобождая дорогу шагающему в трансе лунатику. – Как-никак, а он умер миллион лет назад.
– Колумб умер не так уж давно, – тут же поправила ее Глори, вспомнив о том, как стремился к точности Данте, выясняя, сколько лет прошло с тех пор, как ее мать приобрела волшебное зеркало.
Она надеялась, что он не попросит уточнить, сколько лет прошло со дня смерти Колумба, так как сама этого точно не знала. Кроме того, как, черт побери, получилось, что она под действием улыбки Данте забыла о своей цели выведать его тайны, пустившись в разговоры о давно умершем путешественнике?
– Ты отвлекаешься, Данте. Расскажи нам о том, какое будущее ожидает тебя.
С лица Данте сошла улыбка, и непринужденности как не бывало. Глори чувствовала, что он нечасто открывал людям эту мягкую, улыбчивую и незащищенную сторону своей натуры, и с досадой подумала, что он, вероятно, никогда больше не откроется перед ней.
