Элизабет Эссекс - Почти скандал
– Мистер Коллиар… – прошептала Салли.
Он прижал палец к ее губам – плюшево-тугим и сладким, как спелый плод.
– Дэвид, – пробормотал он. – Ради бога, Салли, называй меня Дэвидом, когда я тебя целую.
Салли тихо засмеялась, искушающе разомкнув свой ротик, и Дэвид не смог удержаться от того, чтобы перейти к более страстным поцелуям.
Вкус у нее был терпким, как у подобранных ими зеленых яблок. Ее рука коснулась его щеки, губы двигались под его губами. Коллиар прижался к ней еще плотнее, слегка навалившись сверху.
Поцелуи распускались медленно, как цветки, и на ее губах, и внутри него. Своими губами Коллиар двигал не спеша, осторожно, не до конца уверенный в собственной желанности, ожидая, что Салли опять отстранится, скажет, что они не должны этого делать, станет призывать к благоразумию. Но она отвечала на его поцелуи, ее губы двигались под его губами, ее горячее дыхание смешивалось с его дыханием. И Дэвид все падал и падал в невозможную, невероятную мягкость ее губ, ее рта, всего ее существа. Салли обвила руками его шею, затем запустила пальцы ему в волосы, обхватила голову, притянула ближе.
Перекатившись, Коллиар навалился на нее. Их обволакивал запах примятого сена, как последнее дыхание лета, и к нему примешивался запах самой Салли – уникальное сочетание запахов девичества, яблок, дуба и смолы. И Коллиару хотелось большего.
Ему хотелось попробовать на вкус не только ее губы. Хотелось вобрать Салли в себя и там сохранить. Хотелось обладать ею в самом изначальном и примитивном смысле. Хотелось переплестись с ней, сделать частью своего существа, и самому стать частью ее сути.
Коллиар на секунду приподнялся на локтях, окидывая взором ее гибкое, сильное тело. Его руки действовали сами по себе, не обходя ни один уголок, ни один изгиб, меж тем как он целовал ее глаза, мягкое местечко под ухом, смещаясь все ниже, вдоль линии скулы, по бесконечному каскаду шеи. Когда его губы достигли ключиц, обнаружилось, что руки уже там, развязывают узел галстука, раздергивают лацканы мундира, расстегивают на жилетке длинный ряд пуговиц.
Салли помогала ему, то и дело прерываясь, чтобы атаковать его пуговицы, и снова возвращалась к своим. И, справившись с двумя-тремя, искала его губы для очередного поцелуя. Не в силах сосредоточиться, Коллиар не мог толком раздеть ни себя, ни ее, но это было не важно.
– Я, конечно, знаю, как расстегивать бриджи… – Он поцеловал Салли в нос. – Но я никогда не делал это на ком-то другом.
– Я тоже. – Салли засмеялась, широко раскрыв свой прелестный ротик, и ему опять захотелось ее поцеловать.
Дэвид хотел, чтобы эта улыбка, эта радость не сходила с ее лица. Хотел растянуть эти украденные минуты на часы. Ему было так радостно, что он сейчас с ней, с Салли Кент, а не с кем-то еще.
– Ты чертовски восхитительна.
При этих словах Салли вся как будто обмякла, выдохнула и, захватив его губу, стала покусывать и посасывать ее. Когда же ее ротик полностью накрыл его губы и вобрал в себя его язык, растущая в нем потребность уподобилась штормовому шквалу, стремительному и неистовому. Салли была как вода, он же как иссохшее соленое русло.
Салли не выказывала ни робости, ни изумления – имело место лишь легкое удивление при открытии неизведанного. Большая ладонь Дэвида удерживала ее голову так, чтобы было удобнее целоваться открытым ртом, и Салли тоже приоткрыла губы, одновременно беря и отдавая. О таком поцелуе, сочном и манящем, он и грезил по ночам в своей маленькой каюте.
Прижимая Салли, Коллиар буквально погружался в нее, втягивал в себя, словно стремясь впитать ее суть.
– Дэвид… Дэвид… – произносила она между прерывистыми вдохами, будто убеждая себя, что все это реально, что он реален, что они действительно одни, и нет ни корабля со множеством людей, ни разделяющих перегородок. Ничего, кроме нескольких слоев хлопка.
И Дэвид хотел, чтобы они исчезли, желал обладать ею полностью. Ему требовалось прикасаться к ней везде, повсюду пробовать, повсюду видеть.
Он взялся за ее одежду так же, как брался за все, с устремленностью корабля, несущегося по ветру. Для столь крупной девушки Салли была необычайно легка и подвижна, и Дэвид без труда приподнял ее, чтобы снять синий гардемаринский мундир. Уже самостоятельно она скинула с себя жилетку, которая отлетела в сторону, тотчас забытая.
Затем Салли стянула через голову рубашку, оказавшись почти полностью обнаженной. Ее оголившиеся руки и плечи были белыми, усыпанными золотистыми веснушками цвета апельсинового джема, и Дэвиду хотелось слизать их все, однако она еще не была окончательно раздета. Ее грудь, как саваном, была обмотана широкими полосами хлопковой ткани.
– Салли, позволь мне.
Дэвид разворачивал ее медленно – как спинакер, для того чтобы поймать малейшее дуновение ветра. Однако Салли не была парусом или кораблем. Она была девушкой, спрятанной под синим мундиром, укрытой за навыками и сноровкой. Она была теплой, розово-белой девушкой с небольшой аккуратной грудью, увенчанной пиками абрикосового цвета.
Коллиар взирал на Салли, поражаясь утонченному совершенству этого создания, которое тянуло его за собой по полям и лесам Франции. Вероятно, благодаря одной лишь силе воли, поскольку она казалась хрупкой, как пташка. Архитектура всех ее косточек была идеальной, сбалансированной, как корабельные рангоуты.
Дэвид смотрел на Салли, дивясь и изумляясь, пока она не оробела под его взглядом и не попыталась прикрыться. Этого он позволить не мог: ему необходимо было смотреть на нее, наслаждаясь созерцанием ее дивного тела.
Взяв Салли за руки, Коллиар развел их в стороны и, решив, что ее соски того же цвета, что и внутренняя сторона морских ракушек, стал губами прокладывать к ним путь. Сначала он поцеловал тыльную сторону одной из ее ладоней, затем пульсирующее запястье другой руки, потом чувствительное место локтевого сгиба, впадинку рядом с ключицей, пока Салли не откинулась назад, предоставляя ему неограниченный доступ к своим сокровищам. Он поцеловал одну из ее грудей снизу, скользнул щекой по пику, и лишь когда Салли выгнула спину, подавшись к нему в безмолвном призыве, он накрыл ртом набухший бутон ее соска и стал нежно посасывать.
Салли издала тихий стон, подобный звуку идеально настроенного инструмента, который, завибрировав в ней, перешел в него. И Коллиар продолжил играть на ее струнах, создавая их общую мелодию, а она, запустив пальцы ему в волосы, направляла его движения, помогая доставлять ей удовольствие.
Дэвид также получал удовольствие, наполнявшее все его существо. Ее вкус, запах, ощущение ее кожи под его руками и языком были необычайны. И ему хотелось большего. Ему было недостаточно видеть обнаженной только ее грудь. Он испытывал потребность созерцать ее всю. Ему хотелось содрать последний лоскут мужского облачения с ее тела.
