Древний Рим. Честь преторианца - Регина Грез
Даже обычно сдержанные преторианцы одобрительно перешептываются, узнавая боевой клич Северной армии. Борат облегченно выдыхает, уже несколько расслабленно оглядывая поле сражения. Внезапно взгляд его останавливается на фигуре исполина с двузубым топором в неприкрытых броней руках. По узкому лезвию стекают бурые струи – теряются в истоптанном песке.
Гримунд Непобедимый уже сразил четверых бойцов и теперь ищет противника по себе.
Гримунд Черная Молния вновь жаждет насытить сердца зрителей восторгом, ведь ликование толпы зачастую – ключ к заветной свободе.
У каждого на этой арене есть мечта. Даже голодный, только что заклейменный лев хочет вернуться в родную саванну. Вернуться живым.
Глава 36. Зловещая развязка
Спустя менее получаса на арене остались в живых только трое бойцов, среди них был изрядно утомленный Квадрантус – весь в крови от многочисленных мелких ран, великан Гримунд и еще один рослый гладиатор в снаряжении провокатора.
Грудь его защищала закругленная металлическая кираса, левую ногу – длинная поножа, а правая рука, держащая меч, имела манику – накидку из железных пластин. Римско-кельтский шлем без полей прятал лицо, но что-то смутно знакомое показалось Борату в крупной фигуре воина.
Непривычный шлем закрывал провокатору обзор, воспользовавшись небольшой передышкой в боях, гладиатор обнажил голову, встряхивая пучком волос, собранных на затылке. Борат сейчас же узнал проклятого херуска. Грани удалось выжить! Видит Плутон, это ненадолго, сейчас цезарь велит послать на арену еще бойцов и уставшему германцу придется тяжко.
Но и Квадрантасу тоже… Борат с досадой почувствовал, как помимо его воли сама собой начинает дергаться верхняя губа. Постыдная привычка закрепилась за ним после одного из самых страшных боев на памяти солдата.
Дело было давно, пора бы уже забыть азиатскую равнину, заваленную изрубленными останками товарищей, но собственное тело, казалось, накрепко пропиталось тем предсмертным ужасом и азартом, что испытала дюжина легионеров, зажатая стальными тисками парфянских дикарей.
Если бы не подоспела резервная конница трибуна Ульпия Америма… Но недаром над полем кружили орлы – символы легиона, в итоге колесницы варваров были опрокинуты, а пехота смята свежим подкреплением.
«Правда, зануда Марк потом утверждал, что за орлов мы приняли стервятников. Да какая к Юпитеру разница, если часть нашей когорты все же удалось спасти!
Марк вечно во всем находит подвох, вот и про Валию недавно сочинил басню. Будто после ночи со мной она прыгнула в объятия херуска, как можно было поверить в подобный бред! А я так обидел ее – зря, очень зря… Теперь она на меня даже не смотрит. Цезарь держит ее за руку, а сердце мое заливает горячая волна ревности. Но разве я имею право на ревность, ведь он – император, а я его раб… нет – солдат, это совсем другое.
Я свободнорожденный римлянин, – за Фурия я готов отдать жизнь, но… но… сложно высказать, сложно понять… я никогда прежде не думал об этом… есть что-то важнее жизни. Раньше было просто, а теперь многое видится в ином свете… все из-за нее, точнее после знакомства с ней. Чего же цезарь так медлит, они же сейчас сговорятся, ублюдки!»
Опасения Бората оказались оправданны. Грани что-то крикнул Гримунду на своем гортанном варварском наречии, и, осклабившись, великан кивнул косматой головой, украшенной несколькими сальными косами. Боевой топор в его огромной ручище подпрыгнул, перебираясь в левую лапу, потом бывший кузнец наклонился, чтобы подобрать с песка чей-то короткий меч.
Когда германцы направились в сторону Квадрантуса, едва стоящего на ногах, но посылавшего улыбки толпе, на трибунах началось заметное оживление. Внезапно со стороны одной из самых богатых лож раздался пронзительный женский вопль.
Фурий отдал приказ задержать поединок, чтобы узнать причину волнения, а заодно очистить арену от «падали». Борат также решил воспользоваться заминкой и на свой риск привлечь внимание к явному неравенству.
– Мой повелитель! Один достойный римлянин против двух сговорившихся варваров. Отправь на арену еще людей.
Фурий кровожадно ухмыльнулся, благосклонно прощая дерзость знакомого стражника.
– Ты называешь их людьми?
– Квадрантус бывший легионер, мой император. Ради "волчицы" он повздорил с центурионом и был изгнан из армии, но прежде не раз доказывал свою верность…
– Так пусть докажет ее еще раз!
Плеча Фурия коснулась дрожащая женская ручка, а умоляющие глаза Валии были способны тронуть самую огрубевшую душу. К тому же слуга донес, что матроне Сильвии стало дурно, по слухам богатая вдовушка имела слабость к гладиаторам. Ее не раз замечали по вечерам возле ворот одной из самых знаменитых школ на окраине Рима.
– Ты говоришь, Сильвия опасается за здоровье своего кумира? Боится, как бы в бою Квадрантус не потерял свой могучий член? Что ж… видно бывшему легионеру и впрямь надо помочь. Эй, Борат! Ступай на арену и выровняй строй наших.
В ложе повисло вибрирующее молчание, сходное с натяжением поскрипывающей тетивы тугого лука. Валия круто обернулась и впилась бездонными очами в растерянное лицо преторианца. А потом пылко заговорила, наклонившись к соседу в лавровом венке:
– Фурий, это невозможно, он же солдат, а не гладиатор. Фурий, я прошу тебя, отмени… Ну, что тебе стоит, мой господин, прояви милость…
– Замолчи, глупая! Ради какого-то сраного бродяги Борат посмел отвлечь меня от зрелища и задержал представление. Пускай покажет теперь, что римские молодцы не разучились владеть мечом, жирея на службе в претории. Но что-то ты слишком печешься о моем стражнике… – сузив глаза, зашептал император. – Неужели он хорошо ублажил тебя, пока я тосковал вдали от дворца? Ну, отвечай, чего застыла, шлюха! Проглотила язык?
Борату показалось, что деревянный помост качнулся под его ногами. Уж лучше сдохнуть на глазах Фурия, чем позволить ему издеваться над этой женщиной. Хм… а разве нет других путей… А почему обязательно сдохнуть? Судьба дает великолепный шанс сразиться с Грани, испортить его смазливую рожу, выколоть насмешливые глаза, которыми он на нее смотрел.
– Благодарю тебя, Божественный! Я докажу, что получаю жалованье не даром. Я готов поддержать Квадрантуса в поединке.
– Иного ответа я и не ждал, – важно ответил Фурий и вдруг добавил небрежно. – Однако, чтобы тебя подбодрить, обещаю в виде награды за хороший бой ласки нашей трепетной голубки со взъерошенными перышками… Ух, как горят ее щечки!
Валия, зачем так трястись? Вся наша жизнь – театр, ты же любишь игру актеров и пафосные
