Знатная леди - Хейер Джорджетт
Очевидно, так оно и случилось. Во всяком случае, леди Айверли попросила Корделию выйти из комнаты. По словам Ниниана, она поступила так, потому что признала справедливость его упреков; мисс же Уичвуд подумала, что его мать просто испугалась. Впрочем, она не стала говорить об этом вслух, а ограничилась тем, что сказала:
– О боже! Какое печальное окончание замечательного во всех отношениях дня!
– Да, вы совершенно правы! – пылко воскликнул Ниниан. – Разве что это был не конец дня, а самое его начало. Сегодняшнего дня, я имею в виду. Потому что вчера в «Пеликан» я вернулся после полуночи и увидел записку только тогда, когда наносить визит было уже решительно поздно, даже если бы я не был… – Он смутился и умолк.
– Изрядно подшофе? – подсказала мисс Уичвуд.
Он улыбнулся.
– Нет, не изрядно, а самую чуточку, мадам! Немного навеселе. Если вы понимаете, что я имею в виду.
– О, я прекрасно вас понимаю! – заверила она его. – Вы здорово поднабрались, но не настолько, чтобы не сообразить, что представать в таком виде перед своей мамой, пока не проспитесь после попойки, несколько неразумно. Правильно?
Он расхохотался.
– Да, клянусь Юпитером, вы все поняли правильно! Вы умница, сударыня! Словом, я отправился спать, но приказал коридорному разбудить меня не позже восьми утра, что он и сделал. Признаюсь, поначалу я чувствовал себя весьма скверно, но чашечка крепкого кофе более-менее привела меня в чувство, и я отправился в «Кристофер». – Он помолчал, и все следы веселости пропали из его голоса, чело нахмурилось, а губы плотно сжались. Прошла целая минута, прежде чем он заговорил вновь, и то с некоторым трудом. Он сказал: – Вы считаете, что я проявил трусость, поддавшись на уговоры, мисс Уичвуд?
– Ни в коем случае! У вас есть долг перед отцом, не забывайте об этом.
– Да, знаю. Но я уже спрашиваю себя, а так ли он болен, как уверяет меня мама? Или же она просто говорит так, чтобы заставить меня вернуться домой и остаться с ними, потому что она… в общем, привязана ко мне сильнее, чем к моим сестрам?
– Осмелюсь предположить, что она может слегка преувеличивать, но, судя по тому, что вы мне рассказывали, здоровье лорда Айверли изрядно пошатнулось после службы на Полуострове.
– Да, правда, в этом не может быть никаких сомнений! – воскликнул Ниниан. И лицо его просветлело. На мгновение он задумался, а потом продолжил: – Несколько лет тому у него действительно был сердечный приступ. Но… мама, похоже, живет в страхе, что с ним может случиться еще один, который станет роковым, особенно если он разволнуется или кто-нибудь осмелится возразить ему.
– Это вполне естественно, Ниниан.
– Да, но это неправда! Он был вне себя от ярости, когда Люси сбежала, а я помог ей в этом. А потом, когда я вышел из себя и мы поссорились, я сказал, что немедленно возвращаюсь в Бат, так он впал в такую ярость, что буквально дрожал от бешенства и едва мог говорить. Но тогда с ним не случилось никакого сердечного приступа! Более того, он продолжал бушевать, потому что свое гневное письмо написал мне несколько дней спустя, и было бы глупо полагать, что к тому времени он выдохся. Но когда я попытался объяснить это маме, она заявила, что не винит меня за то, а пошел я против своих родителей, потому что попал под дурное влияние! Не представляю, кто мог внушить ей столь безумную идею! Я убил кучу времени, чтобы докопаться до истины, и в конце концов она призналась мне, и знаете, что сказала? Что это было ваше дурное влияние, сударыня! Господи, давно я так не смеялся! Нет, вы когда-нибудь слышали что-либо более нелепое?
– Никогда! – ответила мисс Уичвуд. – Полагаю, вы сумели убедить ее в том, что она ошибается?
– Да, но это было дьявольски трудно! Очевидно, кто-то сказал ей, будто вы – самая красивая женщина в Бате, и достаточно подробно описал вас, потому что она рассуждала о цвете ваших глаз, волос и о вашей фигуре так, словно видела вас. Поэтому я и ответил ей, что да, вы очень красивы и умны вдобавок, и будь я проклят, если она не обвинила меня в том, что я пал жертвой вашей красоты!
– Я буквально слышу, как она говорит эти слова, – с признательностью пробормотала мисс Уичвуд.
– Пожалуй, вы могли бы посмеяться, но мне было не до смеху, хотя саму ситуацию считаю нелепой и абсурдной. Но правда заключается в том, что я ужасно разозлился и заявил маме, что с ее стороны это неслыханная дерзость – так отзываться о леди, которая пользуется всеобщим уважением и которая была добра ко мне, словно я ее родной племянник. А ведь это действительно так, мадам, и я не мог уехать из Бата, не сказав, насколько я благодарен вам за все, что вы сделали, дабы мое пребывание здесь было легким и приятным. Вы позволили мне стать своим в вашем доме, приглашали меня с Лусиллой в театр, познакомили со своими друзьями, о! и все такое прочее!
– Мой дорогой мальчик, прекратите говорить ерунду, – запротестовала мисс Уичвуд. – Это я вам благодарна и признательна. Это ведь я беззастенчиво вас использовала. Даже не знаю, как бы сумела без вас водить Лусиллу повсюду или оберегать ее от неприятностей. И еще одно: перестаньте вести себя так, словно мы с вами расстаемся навсегда. Я надеюсь, вы будете часто наезжать в Бат, и обещаю вам, что вы всегда будете желанным гостем на Кэмден-Плейс.
– Благодарю… благодарю вас, сударыня! – запинаясь, пробормотал молодой человек и покраснел. – Честно вам признаюсь, я намерен стать у вас частым гостем. Я ясно дал понять маме, что вернусь с ней домой только при одном условии: отныне я волен уезжать и возвращаться по своему усмотрению и не обязан спрашивать у папы разрешения, когда мне вздумается сделать что-либо, чего он не одобряет.
– Очень мудро с вашей стороны! – сказала она. – Пожалуй, поначалу это ему не понравится, но можете не сомневаться, вскоре он привыкнет к тому, что его сын уже не мальчик, а взрослый и разумный мужчина.
– Вы действительно так думаете, сударыня? – с сомнением протянул Ниниан.
– Я уверена в этом, – улыбнулась она, вставая. – Вы ведь позавтракаете с нами перед отъездом, не так ли?
– О, благодарю вас, сударыня, но нет! Мне нельзя задерживаться. Моя мать очень спешит вернуться в Чартли сегодня же, потому что опасается, что отец будет волноваться, не случилось ли с ней чего-либо. Что, кстати, весьма вероятно, поскольку она никогда и никуда не выезжала без него. Разумеется, было бы куда лучше, если бы мы отложили свой отъезд до завтрашнего утра, но когда я заикнулся об этом, то сразу понял, что ничего хорошего из этого не выйдет. Не хочу сказать, будто она попыталась… переубедить меня, – собственно, она сказала, что только мне решать, как будет лучше для нас обоих, но я понял, что ночью она не сможет глаз сомкнуть от беспокойства за папу. И даже если мы не доберемся до Чартли до полуночи, все равно будет лучше, если она попадет домой сегодня, чем с ней случится нервный припадок от беспокойства. На самом деле то, что нам придется ехать после наступления темноты, особой роли не играет, потому что полная луна светит ярко и темноты как таковой просто не будет, да и туч на небе я тоже не вижу. – Он с мольбой добавил, словно прочтя мысли мисс Уичвуд по выражению ее лица: – Понимаете, мама не отличается крепким здоровьем, и натура у нее очень нервная, и… я знаю, через какие испытания ей пришлось пройти, и… и…
– Вы ее очень любите, – закончила мисс Уичвуд, погладив его по залитой румянцем щеке и тепло улыбнувшись ему. – Она счастливая женщина! А теперь вы наверняка захотите попрощаться с Лусиллой, так что давайте пройдем в гостиную. Мне показалось, что я слышала, как она вернулась с моей сестрой несколько минут назад.
– Да… полагаю, я должен сделать это, хотя ставлю десять против одного, что она обвинит меня в мягкосердечии и полном отсутствии решительности, – с горечью заметил молодой человек.
Однако Лусилла повела себя с большим достоинством. Когда он сообщил ей, что должен вернуться в Чартли, она воскликнула:
