Симона Вилар - Замок на скале
– Я с самого начала заподозрил, что здесь дело нечисто.
Ральф испуганно вцепился в локоть герцога.
– Бежим!
Бэкингем, невольно поддавшись панике, кинулся по коридору вслед за оруженосцем, но, когда они уже были у лестницы и услышали внизу голоса, опомнился.
– Постой, Ральф. Так мы попадем прямо к ним в лапы.
Теперь они метались по коридору, ища выход. Но здесь не было других дверей, кроме тех, что вели в кельи для знатных посетителей монастыря. Генри вернулся к окну. Прямо под ним тянулась покатая черепичная крыша галереи, опоясывающей двор. И пока Ральф судорожно дергал какую-то запертую дверь, в голове у Генри родился безрассудный и дерзкий план. Он видел, что монахи все еще держат под уздцы оседланных лошадей, а кованая решетка надвратной башни поднята и ворота не заперты.
– Ральф, скорее за мной! – вскричал герцог и с разбегу всем телом ударил в окно.
Раздался оглушительный звон разбиваемых стекол. Генри вывалился на кровлю и покатился по ней, пытаясь задержаться. Ему это не удалось, и он с трудом уцепился за зубчатый водосток. Раненую руку обожгло, и он, закричав, выпустил спасительный край и рухнул в темноту. Пухлый сугроб смягчил удар. В тот же миг герцог вскочил и, забыв о раненой ноге, метнулся через двор туда, где стояли лошади. Первым на его пути стоял конь графа Ангуса. Сильным ударом в челюсть Генри опрокинул навзничь державшего повод монаха. У него не было времени оценить дерзость своего поступка, он лишь заметил, что застывшие на мгновение от неожиданности ратники Дугласа теперь бегут к нему со всех сторон. В тот же миг, ухватившись за холку вороного, он рывком, без стремян, вскочил в седло.
– Ральф! – ревел он, наматывая на руку поводья и сдерживая бешено рвущегося жеребца.
Оруженосец уже спрыгнул с крыши и пытался поймать. за повод какую-то испуганно мечущуюся лошадь.
– Ральф! Скорее!
Он видел, как к нему отовсюду приближаются люди, как беснуются испуганные лошади. Но в следующее мгновение ему пришлось туго. Жеребец, не признав чужака, неистово заржал и поднялся на дыбы. Генри пришлось всей тяжестью тела навалиться на шею животного, обхватив ее руками. С силой сдавливая горло коня, он словно прилип к его корпусу, но тут же отпрянул – опустившись на передние ноги, жеребец стал отчаянно бить задом.
Генри Стаффорд был не последним наездником, но сейчас ему пришлось призвать все свое мастерство, чтобы с помощью поводьев и стремян удержать коня. Он не обращал внимания на острую боль в ранах, целиком погруженный в борьбу с вороным. Рванув поводья, он заставил коня опустить голову. Сбоку из темноты выскочил воин с обнаженным мечом, но конь подкинул круп – и удар пришелся по окованной луке седла. В тот же миг воин испуганно закричал, сбитый с ног. Этот крик, полный боли, на миг остановил других подоспевших ратников. Генри натянул повод и сейчас же с ужасом увидел, что двое монахов раскачивают завязшую в снегу створку ворот.
– Ральф! Скачи вперед, Ральф!
Оруженосец уже был в седле и тотчас понесся к воротам. Испуганные монахи, увидев мчащегося всадника, шарахнулись прочь, оставив одну створку открытой. В тот же миг Генри почувствовал, что совладал с конем, и, с силой ударив его пятками под ребра, проскакал под уже начавшей опускаться решеткой аббатства.
Морозный воздух обжигал легкие. Звезды сверкали, как волчьи глаза. В лицо бил бешеный ветер. Они неслись через открытую долину, и Генри видел впереди черный силуэт своего оруженосца.
Он оглянулся. Мелроз сиял огнями, в ближнем селении заливались лаем собаки. От аббатства отделилась, устремляясь за ними, цепочка факелов. Даже сквозь свист ветра в ушах и топот копыт можно было различить яростный вой – боевой клич Дугласов. Испуганный конь, видя перед собой открытое пространство, мчался во весь опор. Если бы не ледяной ветер и не боль от ран. Генри наверняка наслаждался бы этим великолепным аллюром. Сейчас же он еще был до краев полон страхом – и этот страх не уходил. Позади была погоня, и он снова и снова пришпоривал жеребца, хотя грудь при каждом вздохе болела, а конь и без того мчался столь стремительно, что вскоре стал настигать поначалу ушедшего вперед Ральфа.
Однако погоня не отставала. Еще раз оглянувшись, Бэкингем увидел, что цепочка огней сползла с дороги и движется по склону наперерез беглецам. Он выругался сквозь судорожно сцепленные зубы и, вновь припав к гриве коня, с гиканьем послал его вперед.
Впереди показались заснеженные холмы, а дальше на фоне звездного неба темнели очертания гор Чевиота. Генри снова заметил, что погоня срезает по снежной целине излучину дороги. Теперь крики преследователей стали слышны еще отчетливей. Генри втянул воздух, чтобы унять боль в груди. Лицо на ветру горело, как ободранное, взмокшие волосы покрылись ледяной коркой.
Между холмами лежало замерзшее болото. Дорога огибала его по дуге, но Генри, заметив, что преследователи уверенно направились к его краю, пустил коня напрямик. Ральф сделал то же. Теперь они неслись по кочковатой низине, где все время приходилось быть начеку. Он едва не налетел на огромный плоский камень, но конь, заржав, успел прыгнуть, чиркнув подковой по камню. При приземлении ноги жеребца подогнулись, и он упал на колени. Генри едва не вылетел из седла, но все же успел намертво сомкнуть руки вокруг шеи животного. Собрав все силы, могучий скакун поднялся на ноги и, нервно мотая головой, почти без понукания устремился вперед.
Генри вдруг поймал себя на мысли, что ему в общем уже все равно, что с ним будет. Конь под ним совершал невообразимые скачки. Генри же, потеряв при падении стремена, никак не мог поймать их. Он лишь сжимал коленями бока животного да пытался удержать равновесие. Только теперь он стал чувствовать, что слабеет, что с каждой минутой тают силы, а главное – иссякает воля к борьбе.
Миновав горбатый каменный мост через какую-то речушку, они с разбегу врезались в небольшой лесок. Слава Богу, здесь оказалась просека, белевшая среди черной массы деревьев. Кони месили снег, проваливаясь едва не по грудь. Позади все явственнее слышались крики, и вскоре за деревьями замелькали огни.
По странному сходству Генри вдруг вспомнилась облава на медведя-людоеда, что состоялась, когда он еще ребенком жил в Уэльсе. Такие же неистовые крики в снежной ночи, то же мельтешение огней за черными стволами… Ему начало казаться, что разум его каким-то нелепым образом раздваивается. Пламя смоляных факелов, шум погони, барахтающийся в снегу угольно-черный конь – все это подхлестывало и заставляло стремиться вперед и вперед, но откуда-то теплой волной накатывала слабость, хотелось бросить поводья, упасть в снег, предоставив себя воле Провидения…
