Мисс Совершенство - Лоретта Чейз
– Что ты сказала?
– Ты… без одежды, голый.
Хорошо еще, что у него не было таких видений. Сегодня он всего лишь совсем недолго держал ее в объятиях, хоть и мечтал о большем.
Он не поцеловал ее, не попытался даже снять с нее перчатку, хотя отдал бы все на свете, лишь бы снова ощутить вкус ее губ и почувствовать тепло рук. Ей же было достаточно прикоснуться к его лицу, чтобы изменился весь мир.
Он прогнал эти мысли, стараясь утешить себя надеждой, что не станет больше совершать глупости. Однако стоило ей произнести эти роковые слова, как он представил себе юбки, задранные до бедер, идеальной формы груди с нежными розовыми сосками, мягкие завитки волос между стройными ногами…
Алистер расправил плечи и, упрямо выпятив челюсть, заявил:
– Когда мы поженимся, ты сможешь видеть меня голым сколько душе угодно, а до тех пор лучше не говорить об этом.
– Мы не поженимся! – возразила Мирабель.
– Поженимся, хотя, возможно, и не сейчас. – Он повернул ее лицом к себе. – Ни один мужчина, кроме меня, не должен видеть тебя обнаженной.
– Само собой разумеется. Не думаешь же ты, что я перед всеми раздеваюсь.
– Да, только так, потому что я твой будущий муж.
– Однако для леди Терлоу это не было так уж важно, – возразила она.
Черт бы побрал ее тетушку! О леди Терлоу никто не знал. Как она об этом пронюхала? И о чем она думала, когда поставила в известность невинную девушку?
– Не надо колоть мне глаза прегрешениями юности! С меня хватит упреков отца! Если не заметила, я пытаюсь исправиться, иначе давно воспользовался бы моментом, ведь нас никто не видит.
Алистер подошел к ней вплотную и, заключив в объятия, поцеловал. Она взяла в ладони его лицо и ответила на поцелуй.
Он снял с нее шляпку, отбросил в сторону и запустил пальцы в непокорные медно-рыжие локоны. Она в ответ сбила с его головы шляпу и рассмеялась. Хоть она и была невинна, ее хрипловатый смех так возбуждал, что Алистер опьянел от желания. В мгновение ока ее накидка была расстегнута, и его руки, скользнув по груди, спустились к роскошным округлостям бедер и упругим ягодицам.
Она беспокойно задвигалась под его руками, наслаждаясь и желая большего, доводя его до безумия. Он прижал ее спиной к колонне и опять поцеловал, одновременно сбрасывая накидку с плеч, расстегивая и спуская вниз платье. Прервав поцелуй, он уткнулся лицом в ее шею, наслаждаясь ароматом, проложил поцелуями дорожку вниз по плечу до края сорочки, к округлостям грудей, приподнятых корсетом.
Она стала гладить его волосы, и он, совсем потеряв голову, задрал ей юбки и запустил руку в панталоны. Мирабель вздрогнула и простонала:
– Ах нет! Но тут же передумала: – Ах да, пожалуйста!..
Он опустился на колени и, поцеловав ее в это самое сокровенное из всех сокровенных местечек, услышал, как она затаила дыхание, а потом прошептала:
– Но ведь это грешно!
Он услышал в ее шепоте едва сдерживаемый смех и сам рассмеялся от радости. Горячая волна наслаждения прокатилась по его телу, унося с собой остатки здравого смысла и моральных принципов.
Он поцеловал родинку под коленом и поднялся. Возбужденный до предела, он сходил с ума от желания, его набухшая плоть напряженно тянулась к ней, но как только стал расстегивать брюки, налетел порыв холодного ветра. Алистер пришел в себя и вспомнил, что они находятся в святом месте.
Он обнял ее за плечи и прикоснулся губами к ее лбу, пытаясь восстановить дыхание, и когда это наконец удалось, прошептал:
– Процесс моего перевоспитания проходит не так успешно, как хотелось бы. Я был уверен, что никогда не позволю себе ничего непристойного возле этой колонны, что смогу устоять.
– А я мечтала, что ты не устоишь, – возразила она, – хотя понятия не имела, что это будет нечто непристойное.
Он поднял голову и, наткнувшись на затуманенный голубой взгляд, заметил:
– Я вижу, тебе нравится играть с опасностью.
– Вовсе нет, – возразила она. – Вообще-то я осторожная и разумная, а ты делаешь меня такой… – Она отвела взгляд. – …такой счастливой. Когда ты рядом, у меня становится легко на душе и я снова чувствую себя девчонкой.
У него болезненно сжалось сердце. Больше всего на свете ему хотелось сделать ее счастливой, но, сам того не желая, он причиняет ей одни неприятности. Ведь всему виной его безумная похоть. Он уже дважды едва не лишил ее девственности. Ах, этот проклятый канал! Главное препятствие, что стоит между ними и в то же время является его единственной надеждой на финансовую независимость, которая позволит ему предложить ей руку и сердце.
– Хочешь сказать, что рядом со мной ты чувствуешь себя свободной, как в детстве?
Он заставил себя улыбнуться, а она рассмеялась:
– Да, и это тоже. Ты напрасно приехал сюда. Тебе надо было принимать эти противные травы, которые я привезла, и ждать результата.
– Это когда ты сказала, что мне нужно преодолеть свою страсть?
– Этого я хотела для нас обоих, – объяснила Мирабель и, заметив, что полураздета, подтянула вверх лиф платья. – Взгляни, что ты наделал. Хотела бы я, чтобы моя горничная была хотя бы наполовину такой же проворной, как ты. Ты так умело одеваешь и раздеваешь женщин, будто всю жизнь только этим и занимался.
Алистер подумал, что это единственный талант, которым его наградила природа, повернул ее спиной к себе и застегнул платье, а потом поднял ее накидку и шляпку, но прежде чем надеть, скрепил волосы шпильками.
– Когда мы поженимся – буркнул Алистер, – первое, что я сделаю, это сожгу все твои отвратительные вещи, которые ты называешь своим гардеробом.
– Мы не поженимся – сколько можно говорить! Да, я увлечена вами: пусть даже это заставило меня забыть на некоторое время о скромности, – но я не могу забыть, зачем вы здесь.
– Я и не надеюсь, что забудешь, но ты недооцениваешь меня. Уверен, что выход есть.
Она закрыла на мгновение глаза и, устало вздохнув, открыла:
– Думаешь, я не пыталась найти его? Зная Лонгледж как свои пять пальцев, я прикидывала и так и этак. Я никогда не написала бы лорду Гордмору, если бы надеялась найти решение.
Тут он вспомнил, зачем приехал сюда. Нужно предупредить ее. Нельзя допустить, чтобы она узнала об этом из газеты в среду.
– Мирабель, напрасно ты ему написала. Очень жаль, что ты мне не доверяешь. А теперь у нас вообще не осталось времени.
Он
