Жаклин Монсиньи - Флорис-любовь моя
— Как вас зовут?
— Ясмина! Я дочь Селим-паши, но тише! Закрой рот и смотри!
На площади появилось четверо янычар — они вели связанного человека. Толпа умолкла. Пленник вопил:
— Пощадите! Смилуйтесь надо мной! Пощадите!
Флорис с Адрианом побледнели — это был предатель Арашев.
24
— Сейчас ты умрешь, изменник, — сказал презрительно Селим-паша.
Янычары поставили Арашева на колени перед эмиром. Ромодановский отвернулся: подобные зрелища никогда его не привлекали.
— Ты можешь распоряжаться судьбой пленника, брат мой, — добавил Селим-паша, обращаясь к гетману.
Тот поклонился в знак благодарности, а затем, выпрямившись, громко крикнул:
— Арашев, Украина отрекается от тебя. Сейчас ты примешь казачью казнь!
У предателя уже не осталось сил, чтобы кричать. Глаза у него почти вылезли из орбит от ужаса. Толпа, чувствуя, что готовится развлечение, еще невиданное, завопила от восторга. Селим-паша дал знак янычарам, и те поволокли Арашева на середину площади. Здесь уже приготовили яму высотой в рост человека. Видимо, Арашев понял, что его ждет, ибо снова стал завывать:
— Нет, только не это, только не это, сжальтесь!
Флорис с Адрианом заткнули уши, чтобы не слышать. У маленькой Ясмины засверкали глаза.
— Смотрите же, смотрите! — возбужденно вскричала она.
Янычары бросили Арашева в яму. В толпе слышались восклицания и смех — каждый пытался угадать, для чего все это затевается. Надо сказать, что турки весьма сведущи в самых разнообразных казнях, но подобной еще никто не видал. Янычары, не обращая внимания на вопли предателя, спокойно забросали яму землей. Вскоре на поверхности осталась только голова Арашева — и янычары очень осторожно утоптали почву вокруг шеи. Закончив работу, они присоединились к своим товарищам, стоявшим вокруг возвышения. Это было страшное зрелище: площадь, заполненная людьми в разноцветных тюрбанах, а в самой середине ее — голова, торчащая из земли, как если бы ее выдернули из самого ада. Гетман Саратов взмахнул рукой. На противоположной стороне площади казаки, ожидавшие этого сигнала, подняли сабли над головой с воинственным криком.
От страха у Арашева волосы поднялись дыбом. Хотя утоптанная вокруг шеи земля душила его, он все же продолжал вопить. Вновь загремели барабаны. Гетман еще раз взмахнул рукой, и один из казаков дал шпоры своей лошади — та, подпрыгнув, галопом устремилась вперед. Казак держал саблю в руке. Толпа трепетала от возбуждения — теперь все понимали, что казак попытается на всем скаку отрубить голову осужденного. Однако зрителям пришлось разочарованно вздохнуть, поскольку сабля лишь слегка задела шею Арашева. Вперед устремился второй казак — этот мчался еще быстрее своего товарища. При замахе он взвизгнул, и клинок вонзился в ухо. Брызнула алая кровь, оросив яркими каплями желтый песок Хаджи-Бея. Какая-то женщина вскрикнула, и звук ее пронзительного голоса словно разбудил толпу, которая завопила вновь. На Арашева ринулся третий всадник. По правилам этой «игры» к удару нельзя готовиться заранее — лишь у самой цели нужно рубить, как можно ниже свесившись с седла. Предатель был ранен легко, но теперь им овладело некое безразличие — он знал, что умрет ужасной смертью, однако не испытывал раскаяния. Толпа все больше свирепела, опьяненная отвратительным зрелищем. Четвертый казак раскроил лоб осужденному, но тот все еще был жив. Пятый угодил в глаз, и клок окровавленного мяса отлетел на десять шагов; его тут же подхватил какой-то человек и под гогот толпы засунул себе в рот. Всеобщее возбуждение достигло предела. Гетман Саратов бесстрастно наблюдал за казнью. Селим-паша потирал руки от восторга. Он наклонился к гетману:
— Благодарю тебя, брат мой, ты доставил мне большое удовольствие!
Ромодановский был бледен. На поле битвы он убивал без всякой жалости, однако подобные пытки всегда внушали ему отвращение. Стоявшие в толпе Федор и Ли Кан наблюдали за ужасной сценой с видом людей, привычных к такому зрелищу. Марина-Хромуша вопила во; все горло:
— Подыхай, вонючий пес, и отправляйся в ад!
Следующим ударом казак рассек Арашеву лицо. Никто не знал, жив ли он еще. Его единственный глаз был открыт и страшно выпучен. Наконец одному из казаков удалось отсечь голову, и из шеи хлынула фонтаном черная кровь. Флорису с Адрианом, застывшим на балконе, казалось, что сердце сейчас выскочит у них из груди; они едва дышали и взмокли от пота, но продолжали смотреть, будто зачарованные. Маленькая принцесса Ясмина посматривала на них с насмешкой. Казаки промчались галопом мимо того, что осталось от Арашева, испуская ужасные крики. Кто-то их них, свесившись с седла, сумел подцепить на острие сабли голову. Победитель, выпрямившись, объехал площадь, высоко вздымая свой трофей — мертвое лицо предателя было искажено омерзительной гримасой. Капли крови падали на зрителей в первых рядах. Толпа визжала от исступления. Казак остановился перед возвышением, спрыгнул с коня и склонился перед гетманом, Селим-пашой и Ромодановским.
Селим-паша улыбнулся.
— Благодарю тебя за ловкость, казак. А голову брось собакам, равно как и тело.
Флорис с Адрианом поспешно удалились в прохладный дворик. Они трепетали от ужаса и отвращения. Обоим не удалось справиться с подступившей тошнотой, и их стало рвать — в этом жалком положении и обнаружила их принцесса Ясмина. Девочка взглянула на них с лукавой улыбкой:
— Какие же вы, христиане, скучные, ничем вас не развеселишь.
Максимильена, уже давно искавшая сыновей, вошла в патио. Кинув взгляд на площадь и увидев медленно расходившуюся толпу, она сразу поняла, что произошло. Заметив ужасную голову, торчавшую на острие казачьей сабли, она вздрогнула и привлекла мальчиков к себе, а те прильнули к ней, испытывая одновременно радостное облегчение и досаду от того, что при этой сцене присутствует Ясмина. Максимильена гладила их по волосам, шепча слова утешения, а сама думала: «Надо скорее уезжать, возвращаться во Францию, здесь нам больше нечего делать».
Через несколько дней Максимильена с сыновьями и верными слугами поднялась на борт португальской галеры, отправлявшейся с товарами в Средиземное море. Турки редко пропускали христианские суда, но португальцы всегда были смелыми мореплавателями и бесстрашными торговцами. Капитан «Сао Энрике» сумел добиться расположения стамбульского султана и получил от него фирман, дозволявший зайти в Черное море через пролив Босфор.
Прощание с Селим-пашой прошло трогательно — эмир сам отыскал для них корабль, который направлялся в Марсель с грузом кожи, пеньки, дегтя и сахара. Марина-Хромуша долго колебалась — сердце ее разрывалось между Флорисом и Мустафой. Все же победу одержал Мустафа. Добрая женщина намеревалась открыть кабак в Одессе, у подножия крепости Хаджи-Бей.
