Кара Эллиот - Неотразим и порочен
— Я испортила тебе жизнь, — прошептала Алекса.
— Большинство людей сказали бы, что все как раз наоборот. — Граф посмотрел в окно и пожал плечами. — Но нет смысла сетовать на карты, которые нам сдала судьба. Давай попробуем разыграть их.
Вряд ли это было восторженное одобрение их брака, но разве она могла ожидать большего? Она получила его руку, но это вовсе не значило, что его сердце отныне тоже принадлежит ей.
— За последние несколько недель Камерон показал себя настоящим волшебником. Остается только надеяться, что у него еще осталось в запасе несколько чудес для нас. — Коннор слабо улыбнулся. — Я написал ему и сообщил о нашем приезде. Думаю, у него уже есть практические предложения.
Алекса поморщилась при слове «практический». Но упоминание о лучшем друге графа напомнило ей о срочном письме, которое пришло в Линсли-Клоуз накануне их отъезда.
— Кстати, о мистере Даггете. Ты так и не сказал, какие новости заставили тебя с такой поспешностью выехать в Лондон. Он уже выяснил личность твоего врага?
— Пока нет, — ответил Коннор, — но появились новые обстоятельства, позволяющие надеяться, что скоро все станет ясно. Я хочу сам вступить в решающую схватку со своим врагом, а не доверять это другим. — После секундного колебания он добавил: — Но это не единственная причина, заставившая меня предпринять столь поспешный отъезд. Испорченную репутацию восстановить очень трудно. Чтобы предотвратить скандал, нам необходимо появиться в обществе как муж и жена.
— Я думала, что тебе наплевать на общество.
— Не хочу, чтобы ты подверглась нападкам злобных сплетниц, которые закроют перед тобой двери своих гостиных. Моя жена будет везде и всегда ходить с высоко поднятой головой.
Коннор говорил возбужденно, и в душе Алексы затеплилась надежда. Быть может, им руководит не только чувство долга, но и что-то еще?
Закрыв глаза, она откинулась на спинку сиденья и представила, как его горячие губы касаются ее щеки, рта… Воображение ее никогда не подводило.
— Постарайся уснуть, Алекса, — сказал муж.
Никаких возражений не последовало, и он снова укутал ее одеялом.
— Бог знает, что нас ждет впереди.
— Позвольте мне поднять бокал за ваш счастливый союз. — Вручив гостям вино, Камерон взглянул поверх своего бокала на графа. — Это итальянское вино. Его вкус мне нравится больше, чем французского шампанского.
Свет канделябров, преломившись в гранях бокала, зажигал в напитке абрикосового цвета огоньки.
У Коннора не было настроения праздновать, но он все же сделал маленький глоток, почти не ощутив вкуса.
— Спасибо, — вежливо проговорил он.
Алекса поднесла к губам бокал, чувствуя, что у нее сильно дрожат руки. Она стояла рядом с графом, полускрытая огромным букетом роз, и была бледна, как бумага.
— Но после такого длинного и утомительного путешествия вам вряд ли хочется весело резвиться, — заметил Камерон.
— Ты очень наблюдателен, Кам! — рыкнул Волкодав. — Вообще-то я надеялся, что мы сможем сразу перейти к обсуждению практических вопросов. Нам необходимо где-то устроиться, и чем быстрее, тем лучше. — Ненавидя себя за то, что вынужден снова просить друга о помощи, Коннор скрипнул зубами и спросил: — У тебя есть какие-нибудь идеи?
— Между прочим, есть. И прекрасная идея, если ты ее как следует обдумаешь. — Камерон стал серьезным и отставил бокал в сторону. — Я сделал все необходимые приготовления, чтобы вы могли поселиться в городском доме Себастьяна.
— Но он уже много лет закрыт! — воскликнула Алекса. — Финансовое положение нашей семьи не позволило содержать его, пока Себ был за границей.
— Да, но сейчас он открыт. Там есть прислуга — работящая и не сующая нос куда не надо. Дом чист, проветрен и подготовлен к приему хозяев. Так что вы можете не волноваться из-за домашних дел. — Он нерешительно кашлянул. — А то, что это дом Себастьяна, леди Алекса, подразумевает одобрение семьей вашего брака и делает этот выбор идеальным.
В комнате воцарилось неловкое молчание.
— Надеюсь, вы ничего не имеете против?
Коннор кивнул. Последнее, что ему было нужно, это благотворительность семейства Хендри. Себастьян, конечно, подумает, что он воспользовался Алексой, чтобы поправить свое материальное положение. Но пока выбора не было.
— Превосходно. Я уже приказал, чтобы ваш экипаж отправился с багажом на Хаф-Мун-стрит.
— Вряд ли это было так необходимо, — криво усмехнулась Алекса. — Вы же знаете, у нас почти нет вещей.
Камерон ответил учтивым поклоном.
— Моя дорогая леди Алекса, или, точнее, леди Киллингуорт. Я также взял на себя смелость отправиться в городской дом вашей тетушки и перевезти ваши вещи на новую квартиру. Кроме того, я заехал в «Волчье логово» и сказал О’Тулу, что Коннору кое-что понадобится оттуда. Так что вы будете чувствовать себя вполне комфортно.
Веселая самоуверенность друга заставила Волкодава снова заскрипеть зубами. Он знал, что должен испытывать благодарность, и потому чувствовал себя еще хуже.
Алекса бросила на мужа укоризненный взгляд, но Камерон снова разрядил обстановку, предложив ей руку, чтобы проводить до двери.
— Не сомневаюсь, вам не терпится поскорее уйти, чтобы устроиться на новом месте.
Коннор поставил бокал и пошел за ними.
Глухой звук шагов казался скорее похоронным маршем, чем свадебным.
Не слишком веселое начало новой жизни.
Глава 19
Толпа людей фланирует по блестящему паркету, и все смотрят на него и его супругу.
Коннор тихо выругался. Он был привычен к пристальным взглядам, но опасался, что Алекса потеряет присутствие духа.
— Выше нос, — пробормотал он, прижав к себе ее руку, безвольно лежавшую на сгибе его локтя.
Алекса проявила незаурядную решительность и силу Духа при входе в дом, мужественно игнорируя любопытные взгляды и шепот остальных гостей. Но теперь, когда всеобщее внимание не оставило их и в бальном зале, напряжение начало сказываться на ее настроении.
— Поверь, если мы будем демонстрировать полное безразличие, им скоро наскучит нас преследовать, — продолжил Волкодав. — Все, что мы должны делать, — это вести себя так, словно наша принадлежность к высшему обществу не подлежит сомнению. Через несколько дней о нас забудут и найдут другой объект для сплетен.
— А мы действительно должны посещать эти ужасные мероприятия? — тихо спросила Алекса. — Я чувствую себя уродцем, выставленным на всеобщее обозрение в Тауэре.
Уголки его губ приподнялись — граф сочувственно улыбнулся.
