Знатная леди - Хейер Джорджетт
Когда мисс Уичвуд все-таки удалось отправить ее в постель в куда более приподнятом настроении, минул уже час пополуночи и сама она устала настолько, что готова была упасть на кровать, даже не надев ночного чепца. Но допустить этого она, естественно, не могла и уже завязывала тесемки под подбородком, когда в дверь вновь постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату ворвалась мисс Фарлоу, также пребывавшая в плаксивом настроении и более обыкновенного страдавшая словоохотливостью. Она пришла, по ее словам, дабы объяснить дорогой кузине, как получилось, что она позволила своим чувствам взять над собой верх. Эннис устало ответила:
– Умоляю вас, избавьте меня от этого, Мария! Я слишком устала, чтобы выслушивать вас, и мечтаю только о том, как бы добраться до кровати. Произошло неприятное недоразумение, но о нем и так было уже сказано слишком много. Давайте забудем о случившемся.
Но мисс Фарлоу заявила, что не может этого сделать. Она ни за что не станет мешать дорогой Эннис пораньше улечься в кровать.
– Я не задержу вас ни на одну лишнюю минуту, – уверяла она. – Но я знаю, что не сомкну глаз, пока не расскажу вам, какие чувства вызвал у меня этот случай.
И она проторчала в спальне добрых двадцать минут, приговаривая фразу «еще одно словечко!» всякий раз, когда Эннис пыталась избавиться от нее. Она, пожалуй, задержалась бы еще дольше, если бы в комнату решительным шагом не вошла Джарби и не заявила, что мисс Фарлоу давно пора отправляться в постель, а не болтать без умолку, вызвав у мисс Энни головную боль. Мисс Фарлоу попробовала было возмутиться, но не ей было тягаться с Джарби, и, попытавшись на прощание убедить Эннис принять несколько капель лауданума, если та обнаружит, что не может заснуть, она пожелала ей спокойной ночи и наконец ушла.
– У этой особы волос на голове больше, чем мозгов, а на языке уже образовались мозоли, – мрачно заявила Джарби. – Хорошо, что я сама не легла спать, чего, впрочем, и не собиралась делать, зная, что она способна заговорить вас до смерти. Мало вам сегодня неприятностей!
– Ох, Джарби, тише! Ты не должна говорить о ней так! – слабым голосом запротестовала Эннис.
– Я не намерена говорить об этом никому, кроме вас, мисс, и хороша бы я была, если бы после стольких лет, что за вами ухаживаю, постеснялась бы высказать все, что думаю. Этак вы сейчас заявите, что и прогонять ее я не имела права.
– Нет, я не стану этого говорить, – вздохнула Эннис. – Я очень благодарна тебе за то, что ты спасла меня. У меня нет особых причин для беспокойства, но почему-то я не нахожу себе места – пожалуй, это из-за того, что мои счета не желают сходиться.
– Для этого есть и еще одна причина, мисс, – сказала Джарби. – Можете считать, что я вам ничего не говорила, да я и не скажу более ни слова, потому что лучше вас в ваших собственных делах никто не разберется. – Горничная поправила одеяло и принялась задергивать полог вокруг кровати. – Но это вовсе не значит, что я не вижу, куда ветер дует, потому что у меня есть голова на плечах. Я живу рядом с вами с тех самых пор, как вы научились ходить самостоятельно, и узнала вас лучше, чем вы думаете, мисс Эннис. А теперь закрывайте глаза и спите.
Мисс Уичвуд осталось только спрашивать себя, кто еще из ее домашних знает, куда ветер дует; заснула же она с мыслью о том, что неплохо было бы узнать об этом и самой.
Утро, вопреки поговорке, не оказалось мудренее вечера, но ночной сон вернул Эннис некое подобие обычного жизнелюбивого расположения духа, и она смогла, с присущей ей невозмутимостью, вынести тот поток красноречия, что оживил или превратил в настоящий кошмар – как посмотреть – завтрак в столовой. Повинны в этом были Лусилла и мисс Фарлоу. Кузина вознамерилась продемонстрировать, что не держит зла на Лусиллу, напропалую болтая с ней, а девушка с деланным оживлением поддерживала разговор, стремясь искупить вину за давешние резкие ответные реплики и изображая живейший интерес к предмету беседы.
В самый разгар очередной истории, которой решила осчастливить собравшихся мисс Фарлоу, Джеймс принес записку для Лусиллы и заявил, что слуга миссис Стинчкомб, доставивший ее, будет ждать ответа. Она была в спешке написана Корисандой, и, едва Лусилла прочла ее, как испустила восторженный вопль и нетерпеливо повернулась к мисс Уичвуд.
– О, мадам, Корисанда приглашает меня прокатиться верхом в Бадминтон! Можно мне поехать? Прошу вас, только не говорите, что нельзя! Я не стану докучать вам просьбами, но мне хочется побывать в Бадминтоне больше всего на свете, и миссис Стинчкомб ничуть не возражает против этого, да и день выдался таким чудесным…
– Стоп, стоп! – со смехом взмолилась мисс Уичвуд. – Кто я такая, чтобы возражать, если миссис Стинчкомб одобрила сие мероприятие? Разумеется, ты можешь поехать, глупышка. А кто еще там будет?
Лусилла вскочила со своего места и обежала стол, чтобы обнять ее.
– Ой, спасибо вам, дорогая, милая мисс Уичвуд! – с восторгом вскричала она. – Вы не могли бы послать кого-нибудь на конюшню, чтобы оттуда немедленно привели мою Душечку? Корисанда пишет, что, если вы разрешите мне отправиться на прогулку, они заедут за мной сюда, потому что это им по дороге. Поездку устраивает мистер Бекенхем, и Корисанда говорит, что нас будет всего шестеро: она сама, я, мисс Тенбери, Ниниан и мистер Хоксбери. Не считая самого мистера Бекенхема, разумеется.
– Превосходно! – с подобающей случаю торжественностью заявила мисс Уичвуд.
– Я так и знала, что вы это скажете! А еще я думаю, что мистер Бекенхем – очень любезный и предупредительный джентльмен. Подумать только, мадам! Он организовал эту поездку только потому, что слышал, как я вчера говорила кому-то в Питьевой галерее – не помню, кто это был, но это не имеет значения, – что еще не бывала в Бадминтоне, но очень надеюсь когда-нибудь съездить туда. А самое главное, говорит Корисанда, – захлебываясь от восторга, продолжала девушка, – что он проведет нас внутрь дома, даже если тот будет закрыт для посетителей, потому что сам частенько останавливался там, будучи другом лорда Вустера.
Затем она умчалась переодеваться в платье для верховой езды, а вскоре на Кэмден-Плейс появился и Ниниан. Поручив своего взятого напрокат жеребца заботам Джеймса, он вошел в дом, дабы засвидетельствовать свое почтение мисс Уичвуд и сообщить ей, что, хотя ему нисколько не хотелось присоединяться к экскурсии, организованной мистером Бекенхемом, но он счел себя обязанным сделать, чтобы убедиться, что с Лусиллой ничего не случится.
– Я подумал, что и вы захотите быть в этом уверенной, мадам! – торжественно провозгласил он.
Трудно было представить, что плохого могло случиться с Лусиллой в столь избранной компании, но мисс Уичвуд тем не менее поблагодарила его, сказав, что теперь будет спокойна и надеется, что он все-таки получит удовольствие от участия в экскурсии. Она прекрасно знала, что он ревнует девушку к Гарри Бекенхему, и догадалась, что забота о безопасности Лусиллы стала для него предлогом принять приглашение, которое было слишком соблазнительным, чтобы от него отказаться. Догадка превратилась в уверенность, когда он, напустив на себя небрежный и скучающий вид, заявил:
– О да! Я тоже на это надеюсь! Признаюсь, мне хочется взглянуть на красоты графства Хейтроп. А поскольку далеко не каждому предоставляется возможность полюбоваться усадьбой в частном порядке, то было бы жаль упустить ее. Полагаю, это стоит того, чтобы взглянуть.
Мисс Уичвуд без тени улыбки согласилась с ним, ничем не выдав изумления, которое вызвала у нее мгновенно возникшая перед ней картина: молодой мистер Элмор поражает свое семейство и знакомых небрежным упоминанием об элегантности и прочих достопримечательностях герцогского родового гнезда, каковое он посетил – частным образом, разумеется, – во время своего пребывания в Бате.
Через несколько минут она проводила кавалькаду в путь, будучи твердо уверена в том, что мистер Карлетон при всем желании не смог бы упрекнуть ее ни в чем. А если он все-таки нашел бы, к чему придраться, то она с превеликим удовольствием напомнила бы ему, как, уходя столь внезапно с ее вечеринки, он заявил, что, поскольку Ниниан и Гарри Бекенхем не оставляют Лусиллу своим вниманием, ему самому нет никакой нужды неустанно присматривать за ней.
