Мэри Бэлоу - Просто незабываемая
Встав на ноги, Фрэнсис прошла мимо Лусиуса и взглянула вверх. Небо по-прежнему затягивали тучи, и еще моросил мелкий дождь.
– Час подходит к концу, лорд Синклер. Мне пора возвращаться в школу. Вам незачем меня провожать.
– Будьте вы прокляты, Фрэнсис, – тихо выругался он. Это были последние слова, которые Лусиус сказал ей, – последние слова, которые она от него слышала. Так думала Фрэнсис, торопливо спускаясь по дорожке с холма и не обращая внимания на то, что было мокро, грязно и местами даже скользко.
Лусиус хотел, чтобы она вышла за него замуж.
А она сказала «нет», потому что существовала масса причин, из-за которых брак между ними был просто невозможен, и потому что одной страсти совсем недостаточно.
«Я сошла с ума, – решила Фрэнсис. – Я просто сумасшедшая, сумасшедшая, сумасшедшая».
Он просил ее выйти за него замуж.
Нет, это не сумасшествие, это здравый смысл – холодный, жестокий, беспощадный здравый смысл.
К тому времени, когда она оказалась у ворот парка, выходивших на Сидней-плейс, Фрэнсис почти бежала и чуть ли не рыдала, хотя старалась убедить себя, что это просто из-за того, что она задыхается, спеша поскорее вернуться в школу, пока снова не начался сильный дождь.
Лусиус хотел жениться на ней, а она была вынуждена сказать «нет».
Глава 16
Участие во всех шумных мероприятиях весеннего сезона – в посещении балов, раутов, венецианских завтраков, концертов и театральных представлений, в верховых прогулках в Гайд-парке по утрам и поездках в коляске в послеобеденный час и еще в тысяче и одном подобном легкомысленном занятии – все это помогало Лусиусу хоть немного отвлечься от недавнего унижения. И, как выяснил Лусиус в наступившем месяце, особенно этому способствовали бессонные ночи в клубе «Уайте» или в другом аристократическом клубе, а утренние часы в боксерском салоне Джексона, или на конном аукционе «Таттерсоллз», или в каком-нибудь другом месте, где джентльмены имеют склонность собираться в больших количествах и где можно забыть об изысканных манерах поведения.
Конечно, такая жизнь в корне отличалась от той, к которой он привык, и ему приходилось терпеть сочувственные подмигивания и вульгарные подшучивания своих многочисленных знакомых, которые не преминули заметить, что он променял свои холостяцкие апартаменты на Маршалл-Хаус и начал посещать ярмарку невест.
Лусиус танцевал с Эмили на ее первом светском балу, а через две недели с Кэролайн на балу по случаю ее помолвки. Вместе с обеими сестрами – и даже пару раз с Эйми – он отправлялся в магазины и на пешие и верховые прогулки. Он сопровождал мать во время светских визитов, посещений магазинов и библиотеки. Вместе со всеми ними он посещал театральные и оперные спектакли. Господи, в один из вечеров он даже поехал с ними в «Олмак», в этот безжизненный оплот изысканности высшего класса, где нечего было делать, кроме как танцевать, есть черствые бутерброды, пить безалкогольные напитки и мило общаться с массой полных надежд молодых девиц и их мамаш.
Но их надежды, несомненно, возросшие при виде столь достойного и редкого посетителя больших великосветских собраний, полностью рухнули, и все они вскоре это поняли. Еще до возвращения Лусиуса в Лондон из Бата в городском доме маркиза Годсуорти на Беркли-сквер был дан обед, на котором члены семьи Лусиуса были почетными гостями, а через несколько дней такой же обед и небольшой званый вечер был устроен в Маршалл-Хаусе. А вскоре после его возвращения – точнее сказать, на следующий день, когда Лусиус вместе с матерью и сестрами наносил визит Балдерстонам, – обе семьи договорились, что в течение недели проведут вместе вечер в театре, заняв ложу графа Эджкома.
Каждый раз – и на обоих обедах, и во время визита, и в театре – Лусиус сидел рядом с Порцией Хант. Они, казалось, не могли выглядеть более дружной парой, даже если бы были уже помолвлены.
Порция в самом деле была красивой – очень красивой. Она обладала тем типом красоты, которая с возрастом становится только ярче. Белокурые локоны, голубые глаза, тонкие черты лица и кожа цвета английской розы делали ее необычайно прелестной, когда она была девочкой. С годами к красоте добавились спокойствие и достоинство, доказывавшие, что Порция леди с безукоризненной родословной.
В ней все было безупречно, и невозможно было найти ни малейшего изъяна: ни родинки, ни косоглазия, ни морщинки. Она была из тех женщин, для кого долг – это нечто настолько естественное, что сначала она, вне всякого сомнения, подарит мужу наследника и в течение двух лет брака еще одного, прежде чем просто подумает о возможности произвести на свет дочь.
Порция Хант будет безукоризненной женой, безукоризненной хозяйкой, безукоризненной матерью, безукоризненной виконтессой, безукоризненной графиней.
Слово «безукоризненная», по мнению Лусиуса, было необходимо исключить из английского языка.
Лусиус терпел все это, сжав зубы. Он совершил роковую и непростительную ошибку – влюбился, а женщина унизила и отвергла его. В целом это было хорошо. Его дедушка хотя и признал Фрэнсис Аллард как певицу, возможно, куда прохладнее отнесся бы к ней как к кандидатке на роль будущей графини Эджком, несмотря на то что у нее была безупречная родословная, по крайней мере со стороны отца.
С того момента как он покинул Бат – а это был весьма неприятный момент, – Лусиус с непреклонной решимостью выбросил Фрэнсис из головы.
На рождественские праздники он дал обещание и, ей-богу, выполнит его. А так как он не мог получить женщину, которую любил, то женится на Порции. В конечном счете ничего другого ему не оставалось – эта мысль заставила Лусиуса слегка поморщиться.
Однако он не имел права бесконечно откладывать помолвку, и ему не оставалось ничего иного, кроме как сделать официальное предложение и покончить с этим.
Лусиус решил, что сделает это утром после бала Кэролайн, потому что дальнейшим проволочкам нельзя было найти никакого оправдания. Его мать уже делала выразительные замечания, а дедушка подмигивал ему всякий раз, когда упоминалось имя Порции, а оно упоминалось с ужасающей частотой.
Лусиус тщательно оделся с бесценной помощью Джеффриса и, выйдя из дома, пошел пешком на Беркли-сквер – только для того, чтобы, собрав силы перед суровым испытанием, узнать, что лорда Балдерстона нет дома. Однако дворецкий доложил ему, что леди дома, и спросил, хочет ли лорд Синклер подождать их.
«Хочет», – решил Лусиус, хотя с тоской подумал о своих приятелях, которые в это время фехтовали, боксировали или наблюдали где-нибудь за скачками – и ни у одного из них не было никаких забот.
