Симона Вилар - Королева в придачу

– Успокойтесь, Мэри. Катерина пока ничего не знает. И вы проявите благоразумие, если ничего не откроете ей. Ведь Генрих по-своему любит королеву, а Бесси... Это просто так.

– У вас тоже бывает «просто так»? – запальчиво спросила принцесса. – Я ведь сначала приняла Генриха за вас.

Какое-то время он молчал, а потом спросил спокойно, зачем она его вызывала. Но она никак не могла успокоиться, все твердила, что Генрих хочет выглядеть благочестивым и нравственным в глазах двора, он так строг к малейшим проявлениям легкомыслия, флирта, а сам... сам!

– Генрих должен оставаться выше всех, – остановил её Брэндон. – Ты будешь молчать о том, что видела. Так надо, Мэри. Я не успел увести тебя, когда сюда направился король с Бесси, для меня было неожиданностью, что они изберут амбар местом для любовных утех. Это ведь я вывел сегодня мисс Бесси к Генриху. Он приказал мне, и поэтому я задержался.

– Так вы стали и сводником в угоду королю!

Он не отвечал, но в темноте она угадала его улыбку. Чарльз взял её руку и поднес к губам. Обычная галантность, но у Мэри сильнее забилось сердце, когда его губы коснулись её запястья. Она еле справилась с порывом прильнуть к нему. И он, словно почувствовав это, даже отпрянул.

– Бога ради, Мэри, зачем вы меня вызывали? Не хватало еще, чтобы ещё кто-нибудь заглянул в это пристанище любви и обнаружил нас!

– Да вы боитесь меня, Брэндон! – изумилась Мэри, отчего-то заулыбавшись.

Лунный отблеск ложился на её лицо: растрепанные волосы, блестящие огромные глаза, прелестный пухлый рот, который она и не думала поджимать сейчас по своей чопорной привычке.

Да, она была прелестна. И он боялся ее. Боялся совершить глупость, поддавшись той страстной тяге, какую всегда ощущал подле неё.

– Давайте поговорим и разойдемся, – как можно суше сказал он. Его сухость заставила её опомниться и взять себя в руки. У неё было, что сказать ему.

– Чарльз, вы в курсе вопросов, обсуждаемых на Совете. И вы должны знать, что меня хотят выдать за старика Валуа.

Даже на расстоянии она заметила его напряжение.

– Кажется, сегодня в Ричмонде побывала черноволосая сорока, – произнес Брэндон. – Лонгвиль дурак, если на её подушке выбалтывает государственные тайны.

Какой сухой и холодный у него голос! Да, он все знает, он участвует в этом, и ему нет дела до неё. И ей стало вдруг так больно... так больно, что она испугалась, что потеряет сознание. Удивительно, что она все же устояла на ногах, даже смогла говорить, вяло, бесцветно:

– Не она, так кто-то другой – не все ли равно. Я ведь и ранее слышала кое-какие намеки, но я не хотела верить. Заставляла себя не верить.

И вдруг застонала, сцепив руки:

– Чарльз, я не хочу, я умру там!.. Неужели это все, что ждет меня в жизни?

– Что – все? – резко спросил он. – Вы принцесса королевской крови, вы рождены для этого. Вас ждет высшая судьба – стать залогом мира меж двумя державами.

– Моя сестра тоже была залогом мира, а вот состоялась же битва при Флоддене! – вспылила Мэри. И тут же застонала: – Но почему же я, именно я должна стать женой этого старика?

– Ты – Тюдор, а это ко многому обязывает. К тому же ты женщина, а удел женщин – повиноваться и слушать тех, кто разумнее и дальновиднее. Ведь если бы у тебя была воля, чтобы заключить брак, поверь, ты сделала бы это не лучшим образом.

– О, тогда бы я выбрала тебя, – тихо произнесла Мэри.

Он молчал. А когда заговорил, голос его звучал почти нежно:

– Мы уже, кажется, говорили на эту тему. Между нами ничего не может быть. Я простой человек, а ты – принцесса Англии. И ты должна думать о своей родовой чести.

– Я не хочу быть женой старика!

– Успокойся. Людовик всегда был добр к своим женам.

– Особенно к Жанне Французской, которую он беззастенчиво бросил!

– Но возвеличил Анну Бретонскую. Она была подлинной королевой, истинной повелительницей. Это ждет и тебя, но, похоже, ты не понимаешь, какая это честь. Будь же умницей, Мэри, умей оценить все это... А выбирать самой мужа? Дорогая моя, ни одна женщина не обладает такой привилегией, и ты можешь утешить себя лишь тем, что все мужья похожи друг на друга.

– О да, старый Людовик и ты! Ты!.. О, я хочу быть твоей женой, а он... он не ты, Чарльз.

– Да, он не я! – вдруг вспылил Брэндон. – У него есть корона, власть, богатство, я же всего-навсего слуга. У него под рукой целая страна, которой он правит, я же держусь за свои выгоды, от которых и не подумаю отказаться, даже в угоду капризной принцессе. Ха! Он – не я. В самом деле! Он любит маринованных угрей, а я их терпеть не могу. У него зачесалась нога – а у меня нет. Да, он – это не я – решил я.

Мэри нервно хихикнула.

– Чарльз, что с тобой?

– А вот что! – он схватил её за руку и встряхнул. – Вы выйдете замуж за Луи. Я так хочу! Я был одним из тех, кто устраивал эту сделку, я работал над ней, и не допущу, чтобы вы помешали мне её осуществить. Я разрабатывал план договора и...

– Это неправда!

– Правда!

– Но я люблю тебя, Чарльз!

Она выпалила это, и сама испугалась дерзости своих слов. Ведь одно дело говорить, что хочет его в мужья. Брак – это выгодная сделка, контракт. А признание в любви... Леди не полагается первой говорить о чувствах. Это позорно. Это как признаться в неблаговидном поступке, как вывернуть душу на всеобщее рассмотрение... и знать, что тебя могут отвергнуть.

И она сама пришла в ужас от своих слов. Вспыхнула, отшатнулась, спрятала лицо в ладони.

Его голос был сух.

– Миледи, я уже говорил вам, что меж нами не может быть и речи о любви.

Она резко повернулась, пошла к воротам, словно собиралась уйти, но быстро вернулась.

– Тогда отдай меня за Валуа, за этого дряхлого подагрика, но знай,, что я люблю тебя. Вспоминай, как ты целовал меня, – а теперь меня целует старик, вспоминай, как мы танцевали, – а теперь меня ведет в круг эта коронованная развалина, вспоминай, как мы вместе шутили и болтали, – и представь, как я раздвигаю перед вонючим Валуа ноги и твержу, что изнемогаю... И знай, что душа моя больна, потому что, отдаваясь ему, я думаю о тебе!

Забывшись, Мэри схватила его за моховые отвороты и трясла, не замечая, что кричит и плачет. А потом вдруг оказалась в его объятиях, и он прижимал её к себе, успокаивал, гладил по голове. И она вдруг беспомощно застыла в его руках, притихла... и ей стало хорошо. Было просто удивительно, какую власть он имел над ней. Она стояла спокойно, почти смирившись, пока не почувствовала слабую дрожь в обнимавших её руках, не услышала у щеки бешеный стук его сердца. Медленно подняла голову.

– Чарльз?

В полумраке она различила яркий блеск его глаз, уловила с трудом сдерживаемое дыхание, и улыбнулась.