Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 1
Наконец, Ауриана неохотно уступила матери. Она встала, нашла свой плащ и сказала Труснельде, что пойдет на поля, чтобы собрать дурмана. Говоря это, она внезапно вспомнила, что темно-зеленые листья этого целебного растения нужно собирать на рассвете. Но Труснельда была слишком обеспокоена новостями, которые принес гонец, и не заметила ее оплошности. Вот так, наконец, Ауриана нашла предлог, чтобы выбраться из дома и попытаться разыскать Деция.
На какое-то время Ауриана вновь обрела душевное равновесие, заставив себя поверить в слова матери. Зачем Ателинде врать ей?
Может быть, она считала, что говорит правду, хотя в душе чувствовала, что ошибается. Может быть, истина слишком ужасна для матери, и она неосознанно обманывает самою себя?
В конце концов, хрупкое утешение, которое на время вселили в душу Аурианы заверения матери, растаяло, как дым. Слова же Херты вновь зазвучали в ее ушах, лишая покоя, объяв ее душу, словно мутные воды грязной реки.
Никогда больше в своей жизни Ауриана не будет испытывать ничем не омраченного счастья, всегда к ее светлой радости будет примешиваться предощущение надвигающегося зла, мрачные воспоминания, запах смерти, тень злодеяния, которое неизбежно должно произойти и которое страшнее, чем все преступления Видо.
* * *Деций вылил еще один горшок воды на соломенную крышу хижины. Так он подготавливал свое жилище к возможному пожару в случае нового нападения неприятеля. В прошлом году, когда отряд вооруженных людей Видо под знаменем с изображением головы дикого вепря промчался по деревне, разбрасывая зажженные факелы на соломенные крыши хижин, в которых обитали рабы, обрабатывающие обширные поля Херты, заживо сгорело два человека, и Деций вовсе не собирался пасть еще одной жертвой этой вновь разгоревшейся между родами вооруженной усобицы, весть о которой достигла его слуха. Теплое время года — месяцы Юлия и Августа — похоже, только еще больше будет способствовать разжиганию дикой междоусобной вражды этих варваров. Интересно, а как звучат названия месяцев в этих богами проклятых местах? Похоже, что никак. Здесь смену времен года отмечают только по наступлению жары или холода, появлению жухлой травы или снега.
Деций понятия не имел, когда закончится новый приступ охватившей варваров буйной жестокости, да и не хотел в этом разбираться. Варвары, на его взгляд, скорее принадлежали миру природы, чем миру людей, они приходили в буйство и успокаивались, подчиняясь какому-то стихийному ритму.
Деций служил легионером крепости Могонтиак и привык рассматривать варваров как насекомых-паразитов, наводняющих приграничные территории. Поэтому он был убежден в настоятельной необходимости время от времени уменьшать их количество. «Пленных не брать!» — такой приказ отдавался перед началом каждой военной кампании. «Германцы — слишком дики, их трудно приручить, поэтому из них получаются никудышные рабы. Не щадите ни женщин, ни детей — или через поколение они расплодятся так, что нашим потомкам придется поработать и за себя и за нас».
Однако через два года, проведенных в рабстве среди этих самых диких германцев, Деций уже не думал столь категорично. Теперь он рассматривал их все же как людей, но людей низшего сорта, как народ, находящийся на низшей ступени развития, пребывающий еще в детском возрасте, но способный временами, как ни странно, демонстрировать высокие образцы лучших человеческих качеств; одновременно он признавал их разбойниками и ворами, ведущими жалкое существование на окраине цивилизованного мира, которые в силу своей дикости, похоже, не проявляют особого желания влиться в этот мир. Некоторые черты этого народа забавляли Деция, и прежде всего местные законы гостеприимства, гласившие, что любого человека, который будет искать убежища в твоем доме, следует принять и защищать, даже если это беглый убийца. Изумляла его также и их глубокая — на взгляд Деция, чрезмерная до абсурдности — почтительность к матерям: самый прославленный и закаленный в жестоких кровопролитных сражениях воин очень часто сначала испрашивал совета у матери, как ему поступить, а потом только действовал — будь то в бою или в мирной жизни. Отношения хаттов с богами были столь интимны, столь доверительны, что это вызывало в душе Деция своеобразную зависть. Если божества римлян были далеки и недоступны основной массе народа и право непосредственного общения с ними признавалось лишь за Императорами, то духи хаттов обитали даже у самых скромных домашних очагов и витали над каждым засеянным полем; зрелые нивы колыхались под их благотворным дыханием. Каждым поступком повседневной жизни варвары воздавали дань своим божествам; например, убирая урожай, они представляли, что помогают разрешиться богини Фрии от тяжелого бремени, принимая плод из ее лона. Умы хаттов были свободны от всякого рода кощунства; им, казалось, никогда не могла бы прийти в голову мысль заниматься неблагочестивыми деяниями, как это делали, например, римляне, частенько плутовавшие и обманывавшие своих богов.
Кроме того германцы были исключительно верными своему слову людьми; Деций часто с удивлением думал, насколько великолепные солдаты могли бы получиться из этих варваров с их готовностью сложить головы на поле боя за своего вождя, — если бы этого самого вождя можно было бы каким-нибудь чудом заменить на командира легиона. В результате всех этих долгих наблюдений и размышлений Деций пришел к выводу, что, осторожно и терпеливо проводя свою политику, Рим, возможно, сумеет в течение жизни следующего поколения включить земли германцев в сферу своего непосредственного влияния, чтобы варвары смогли, в конце концов, вкусить от плодов цивилизации.
Однако, сам Деций не считал себя обязанным работать на эту грандиозную перспективу, он ставил перед собой намного более скромные задачи. Он всей душой стремился к тому, чтобы побыстрее покинуть свою просторную темницу — эту лесную глушь, и вновь оказаться на какой-нибудь уютной, хорошо знакомой рыночной площади, где веселые струйки воды бегут из каменных фонтанов, а не прямо из грязной земли. Суровые, полные строгой дисциплины годы, проведенные в армии, казались ему сейчас такими далекими, как будто он когда-то давно принимал участие в хорошо регламентированном ритуале, но церемония неожиданно кончилась — и он был выброшен на волю стихий в дикий первобытный океан.
Особенно тосковал Деций по звуку нормальной человеческой речи, его раздражал, доводя порой до исступления, лающий язык варваров. Ему делалось невыносимо стыдно при взгляде на свои руки — некогда это были огрубелые мозолистые руки солдата — теперь же они превратились в руки раба-земледельца. Больше всего ему не хватало в нынешней жизни ощущения движения вперед, стремления к лучшей жизненной перспективе. В армии, как и вообще на протяжении всей его жизни на родине, всегда существовали такие обстоятельства, которые следовало изменить или исправить — и эти улучшения не заставляли себя долго ждать: будь то осушение болота для того, чтобы оздоровить климат местности, или усовершенствование катапульты, которая стреляет не так прямо, как хотелось бы; или муштра группы молодых рекрутов, превращавшая их постепенно в один из передовых отрядов, действующих в бою слаженно, как один человек. В его прежней жизни эта ненасытная потребность в переменах всегда находила удовлетворение и вознаграждалась. Варвары же, как все низшие существа, не знали этой потребности. Они не шли к своей цели прямым наикратчайшим путем, а кружили вокруг да около бесконечными кругами, идя на поводу у своих контролирующих каждый шаг традиций и вечного круговорота времен года. Их, казалось, никогда не заботила мысль о том, что условия жизни могут ухудшаться или улучшаться в зависимости от собственных целеустремленных усилий. Они отмечали праздники, занимались земледелием и сражались на полях брани, не задавая себе вопроса, зачем они это Делают. Их жизнь была такой же застывшей и неподвижной, как звезды на небе. Все это казалось Децию загадочным и трудно объяснимым.
