Луиза Мишель - Нищета. Часть первая
Несколько рамок, развешанных по стенам, привлекли внимание учителя. В одни из них были вставлены изящные гравюры на печальные сюжеты, в другие — изречения и сентенции, заимствованные у различных авторов и написанные крупным, твердым почерком, разборчивым, как типографский шрифт.
Леон-Поль подошел ближе и прочел:
«Чтобы отыскать истину, надо раз навсегда освободиться от предвзятых мнений».
Декарт[46].«Общественное мнение — глупейшая штука! Тридцатилетний мужчина соблазняет пятнадцатилетнюю девушку и люди считают это бесчестием для нее, а не для него…»
Шамфор[47].— Очень хорошо! — заметил про себя учитель. — Все ясно: муж — негодяй, жена — порядочная, умная женщина. Они должны быть между собой на ножах. Мое первое впечатление от госпожи Руссеран оказалось верным. Посмотрим, что дальше?
«Нравственность так же наглядна, как математическая формула».
Локк[48].— Вот что следовало бы доказать, вместо того чтобы утверждать голословно! — сказал вслух Леон-Поль. — Я не прочь был бы узнать, что думает на сей счет госпожа Руссеран!
И он последовал дальше.
«Читайте не для того, чтобы спорить и опровергать, допускать и верить, иметь повод для возражений и болтовни; читайте, чтобы взвесить и изучить».
Бэкон[49].«Не что иное, как сила разделила землю. Правосудие стремится лишь упрочить законы насилия».
Вовенарг[50].В этой же рамке учитель прочитал следующие афоризмы, несомненно выражавшие сокровенные чаяния той, которая их выписала:
«Настала эра народов. Дальнейшее покажет, чем она будет ознаменована. Необходимо, чтобы вся Европа жила единой жизнью».
Шатобриан[51].«Человечество само создало себя».
Вико[52].«Людской род, познав самого себя, должен объединиться в одну огромную дружную семью. Личные интересы уступят место всеобщей любви, и целью жизни будет создание величественного, справедливого и добродетельного общественного порядка».
Фихте[53].«Все семьи сольются в единую семью, и все нации — в единую нацию».
Ламеннэ[54].— Совершенно согласен! — проговорил Леон-Поль и, обернувшись к другой стене, оказался лицом к лицу с г-жой Руссеран, которая с улыбкой протянула ему руку.
Они уселись, и завязался дружеский разговор. Агата чувствовала себя с учителем легко и свободно. Тайное сродство мыслей и чувств сразу же породило в них взаимную симпатию.
Госпожа Руссеран поблагодарила Леон-Поля за посещение. Она не удивилась его визиту, ибо была уверена, что в интересах своих горемычных друзей он придет помочь ей возместить понесенный ими ущерб. Она вполне понимала щепетильность Бродаров и недоверие к ней со стороны старшего в семье.
— В этом нет ничего удивительного, — заметила Агата. — Бедняга, несомненно, много выстрадал за свою долгую жизнь и горький опыт не располагает его к доверию.
Она добавила, что целиком рассчитывает на Леон-Поля; без его помощи ей не справиться с трудностями. Она готова идти на любые жертвы, но сделать это надо деликатно…
Учитель, рискуя навлечь неудовольствие собеседницы, явно стремившейся замять дело, решительно возразил, что загладить тяжелую вину Руссерана перед обездоленной им семьей Бродаров можно лишь полным признанием вины. Вот первое, что нужно сделать. Огюста оправдают, если будет доказано, что владелец завода обольстил Анжелу.
— Я знаю, — продолжал Леон-Поль, видя, что Агата в задумчивости опустила глаза, — я знаю, что жена господина Руссерана может усомниться в виновности своего супруга…
— Вы хотите сказать — в его преступлении? — перебила Агата.
— Вы правы, сударыня, так будет точнее. Повторяю, вы можете не верить в это преступление, хотя оно очевидно, и не пытаться наравне с нами добыть доказательства.
— Нет, почему же, если это единственный способ вознаградить несчастную семью? Но мне хотелось бы надеяться, господин Леон-Поль, что можно замять дело и приостановить судебную процедуру.
— Это очень трудно, сударыня, разве что ваш муж пойдет нам навстречу.
— Как только его здоровье позволит, я поговорю с ним, и, быть может, опасаясь кое-каких действий с моей стороны, он согласится на все наши требования.
— Сомневаюсь.
— Независимо от того, удастся это или нет, позвольте мне покамест передать через вас Анжеле и ее ребенку немного денег. Они сейчас так нуждаются, что не вправе отказываться от помощи.
И г-жа Руссеран протянула учителю тысячефранковый билет. Так как он не хотел его брать, она добавила:
— Эти деньги — не компенсация за непоправимое зло, которое мой муж причинил семье Бродаров, а лишь небольшая часть нашего долга Жаку. Справедливость требует, чтобы мы вернули этот долг.
Леон-Поль недоумевал.
— Поясните вашу мысль, сударыня. Я охотно буду вашим посредником, но почему вы считаете, что должны Бродарам?
— Почему? — подхватила Агата с жаром. — Сейчас вы увидите, права ли я. Разрешите мне привести некоторые аргументы и обосновать их цифрами. Вы убедитесь, что я все-таки деловая женщина и не разучилась вести бухгалтерию.
Она взяла большой лист бумаги и разграфила его карандашом на несколько колонок.
— Придвиньтесь-ка поближе, нам надо кое-что подсчитать.
Учитель повиновался, и г-жа Руссеран продолжала:
— Либо я глубоко заблуждаюсь, либо вы не менее, чем я, сведущи в деле, о котором пойдет речь. Во всяком случае, вы человек разумный и порядочный. Этого достаточно, чтобы понять доводы бесхитростной женщины, стремящейся к одному: делать добро и вернуть каждому то, что ему причитается.
Леон-Поль был весьма заинтересован.
Агата продолжала:
— Вы согласны, что для всякого промышленного предприятия необходимы три фактора: капитал, рабочая сила и руководство?
— Это неоспоримо.
— Факторы эти можно рассматривать как средства производства, не так ли?
— Точно так.
— Каждый их этих компонентов, пропорционально своей доле участия, дает право на прибыль, приносимую предприятием.
— Несомненно.
— Тогда выслушайте маленькую историю, которая не имеет, впрочем, прямого отношения к тому, о чем мы говорим; эта история может быть названа:
