Марина Фиорато - Венецианский контракт
В Турции большое значение имеет понятие fearset – внешние черты. Человеческое тело – одеяние для души, и, следовательно, изучив физические черты, можно определить характер и темперамент. Но человек-птица, устроивший это место, был скрыт с головы до пят, даже больше, чем она привыкла скрывать себя, и его лицом был омерзительный клюв. Она могла судить о нем только по его речи и поступкам: человек-птица предложил ей убежище – не только место, где можно укрыться, но и настоящее уединение. Здесь, как оказалось, ей позволят закрыть лицо. Это первое проявление доброты с его стороны.
Фейра посмотрела на одну из монахинь, которая копала землю в саду. С её шеи свисал простой шнурок с деревянными четками, на котором висел небольшой металлический крест, поблескивающий на солнце. Точно такой же подарила ей Корона Кучина, и она всё ещё носила его на груди, с миниатюрным пророком-пастухом, висящим на кресте. Она сняла брошь с кружевной шали и бросила её в колодец. Затем повязала шалью голову и повернулась к нему.
– Я не буду помогать им, – сказала она и показала на Тезон. – Я буду помогать вам.
* * *Человеку-птице понадобилось не больше часа, чтобы понять, что Фейра – настоящая находка для него. Когда колокола прозвенели четыре раза, он позвал её к себе.
– Хорошо, – сказал он. – С этого дня ты будешь сиделкой.
Фейра ничего не ответила. В гареме она занимала более высокое положение, но это было гораздо лучше, чем работа служанки.
– Сколько тебе платил архитектор?
– Один цехин в неделю.
– Значит я буду платить столько же.
* * *Если Фейра думала, что её повысили, то она ошиблась.
Ее обязанности здесь были намного тяжелее, чем в доме Палладио. В первый день на острове она таскала грязные матрасы из-под больных, кормила и поила их, меняла повязки и ставила компрессы на бесконечные швы, которые находила на каждом пациенте. На неё произвело впечатление устройство Тезона, но до образцовой больницы было ещё далеко. Действительно, человек-птица хорошо изолировал больных, комната с дымом, в которую вели большие ворота, дезинфицировала доктора каждый раз, когда он входил и выходил, и пациентам было вполне удобно на тюфяках – насколько это было возможно. Его врачебные кабинеты были хорошо оборудованы, ботанический сад приносил плоды. Запасы продовольствия и воды находились снаружи, возле сторожки. Но больные лежали вместе, как селёдки в бочке, и никто, казалось, не заботился об их душевном состоянии.
Из разговоров с ними она поняла, что некоторые из них даже не знали, что их семьи совсем рядом. Освоившись немного, Фейра решила внести кое-какие изменения. Ведь это место было ничем не хуже других, где можно заработать пару цехинов, которые она прятала в своей желтой туфельке. Когда чума уйдет, и к городу вновь придут торговые суда, у неё накопится достаточно денег, чтобы уехать домой в Турцию.
В первый день, занимаясь с пациентами в Тезоне, она рассматривала османские слова, нацарапанные на стенах окисью железа. Это были всего лишь списки товаров – шелка и специи, медь и хлопок, но для неё они звучали, как стихи величайших поэтов. А ещё там были гербы кораблей, знаки, виденные ею ещё в детстве на судне своего отца и на бумагах, которые не уступали по своей красоте даже тугре, золотой подписи султанов.
Восточная стена Тезона была украшена удивительно реалистичным изображением османского корабля – похожего на тот, который её отец выводил в море. Она вспомнила, как стояла на холме, когда ей было не больше восьми, и смотрела, как он поднимает якорь в проливе. Тоска по родине причиняла ей почти физическую боль, и сердце согревала мысль о желтой туфельке с цехинами; она поможет ей добраться до дома.
К концу дня Фейра хорошо изучила остров. Ей можно было ходить даже на небольшое кладбище за колодцем. В свободные минуты она копала могилы вместе с сёстрами, безмолвно воздавая дань тем, кто ушёл, – и обе веры возносили к небу свои молитвы. Она набирала воду для пациентов из колодца, куда бросила свой крест, поражаясь чистоте воды. Она смотрела на каменного льва, а он смотрел на неё, но, как ни странно, здесь, на острове, она его не боялась. Его пасть была закрыта, как и книга. Её пугала именно раскрытая пасть, которая могла поглотить губительные письма.
Она не догадывалась, кто мог её выдать. Не человек-птица. И никто из челяди Палладио не знал, кто она, за исключением самого Палладио и Сабато. Возможно, Корона Кучина каким-то образом раскрыла её тайну по её врачебным познаниям и по акценту? Но это маловероятно. И сколько времени пройдет, прежде чем её присутствие на острове станет известно на материке? Если камерленго и его стражники ищут её, сколько времени им понадобится, чтобы добраться сюда?
Весь оставшийся день Фейра продолжала трудиться, стараясь не привлекать к себе внимания. Единственным местом, куда она не заходила, была церковь. Святой Варфоломей был христианским святым, давшим имя дамасскому дереву, чьими спорами отравили её мать, и поэтому, а также по другим понятным причинам она туда не собиралась.
Но как Фейра упорно сторонилась церкви, так и от неё кое-кто другой старался держаться на расстоянии.
* * *– Она не может жить с нами, – заявила Аннибалу Бадесса к концу первого дня, проведенного Фейрой на острове. Он воинственно выставил клюв и смахнул остатки дыма со складок плаща.
– Почему? – спросил он, хотя уже знал ответ.
– Она неверная.
Аннибал вздохнул. Он думал, это прекрасное решение. Все сёстры располагались в здании таможни за церковью, в котором была просторная комната.
– Она же не будет жить в самой церкви. Об этом и речи нет.
– Неважно. Таможня – одно из зданий церкви. Она не может жить с нами. – Бадесса дотронулась до его руки. – Я буду ей другом. Постараюсь стать доброй самаритянкой, как учил Господь. Если вы заметили, я дала ей покрывало для головы и сандалии. Но она не должна спать в нашей спальне или входить в церковь. Если вы спросите её, она наверняка скажет то же самое.
* * *С наступлением сумерек Аннибал показал Фейре небольшой домик недалеко от церкви. Он пострадал от пушечного ядра и был таким ветхим, что врач счёл его непригодным для жилья. Он очень кратко сообщил ей, что слабоумный мальчик, немой, наведёт здесь порядок. Пересекая лужайку, он позвал Салве и поручил ему принести материалы и инструменты и починить крышу. Он видел, что Фейра наблюдает за ними с порога своей хижины. Она взглянула на него, но ничего не сказала.
Этот дом напоминал ей ту крохотную сторожку, где она потеряла отца. На втором этаже сквозь крышу виднелся лоскут голубого неба, и она решила, что до наступления ночи нужно устроить себе постель в нижней комнате. Она перетащила матрас вниз, но вид постели возле каменного дверного косяка ещё больше напомнил ей о смертном ложе отца. Там было даже гнездо скворцов на развалившемся карнизе, она аккуратно сняла его и перенесла в терновый лес. Она видела, что человек-птица наблюдает за ней с лужайки, но решила не обращать на это внимания.
