Марина Фиорато - Венецианский контракт
Фейра потеряла дар речи. Пожив в этом доме, она стала говорить на венецианском диалекте вполне сносно, но её акцент не мог обмануть местного жителя, поэтому она всё ещё старалась не разговаривать ни с кем, кроме хозяина и Сабато, да немного общалась с Короной Кучиной. Она в отчаянии взглянула на двух мужчин, которые приютили её, – один из них знал её историю, а другой нет, но обоим было известно её происхождение. Палладио не шелохнулся, но в его глазах читалось предостережение; Сабато ерзал, ломая руки.
Камерленго подошел ближе. Она почувствовала сладкий запах ясменника, исходивший от него.
– Ну что же ты, – сказал он. – Не хочешь говорить?
Сабато бросился вперед, споткнулся, выпрямился.
– Она моя племянница! – выкрикнул он взволнованным голосом. – Она поступила к нам тогда, когда прежняя служанка покинула дом с приходом чумы.
Камерленго ни на секунду не спускал своих светлых глаз с лица Фейры. Словно он и не обратил внимания на замечание Сабато, хотя слышал каждое слово.
– Это так?
Только Фейра открыла рот, чтобы выдать себя, как почувствовала боль в спине от удара распахнувшейся двери: на пороге стоял человек-птица.
Он прошествовал в комнату с не меньшим величием, чем камерленго.
– Что тут происходит? – возмутился он, и его тон казался ещё внушительнее благодаря ужасающей маске с клювом.
– Всего лишь допрос, Касон. Успокойтесь.
– Успокоиться! – воскликнул человек-птица, доставая из своего черного плаща круглую плашку из желтого металла, которая блеснула в солнечных лучах, когда он высоко поднял её.
– Что это?
– Ну же, Касон, вы и сами прекрасно знаете. Это печать дожа. Ведь это я вам её дал, – улыбнулся камерленго.
– А зачем вы дали мне это? – кивнул клюв.
Камерленго промолчал.
Человек-птица сам ответил на свой вопрос.
– Чтобы я смог защитить вот этого человека от чумы, – он указал на Палладио рукой в черной перчатке. – Вы пришли на мой остров и сказали, что сам дож желает, чтобы я каждый день посещал архитектора и не давал заразе проникнуть в его дом? Разве не так?
Камерленго опустил голову.
– И как же, позвольте спросить, я смогу выполнить свою работу, если вы прошли полгорода, прежде чем ворваться в его мастерскую, принеся Бог знает что в своем дыхании и на своей одежде? Мой господин дож поручил мне заботиться об архитекторе. И я решил изолировать его. И должен просить вас удалиться, – красные стеклянные глаза обвели всю комнату. – Немедленно.
– Но…
Человек-птица высоко поднял печать. Камерленго раскрыл было рот, чтобы возразить, но в итоге лишь кивнул головой, и стражники покинули комнату. За ними последовали слуги, вопросительно поглядывая на Фейру.
Камерленго задержался на секунду, словно хотел что-то сказать, а затем вышел из комнаты. Он не смотрел больше на человека-птицу, но его взор упал на Фейру, стоявшую в тени врача, и именно её он одарил прощальным взглядом своих голубых глаз.
* * *– Он догадался, – прошептал архитектор.
– Конечно, догадался, – презрительно ответил человек-птица архитектору. – Он знает всё.
Сабато ходил по комнате, размахивая руками, как подрезанными крыльями.
– Пусть он перестанет, – сказал человек-птица Палладио, словно Сабато не слышал его.
– Оставьте его в покое, – ответил архитектор. – Дож благочестив и милосерден, а вот его пёс – нет. Не удивительно, что его боятся. И он ещё вернётся.
Фейра, дрожа, прислонилась к стене, пытаясь осмыслить происшедшее.
Она готова была поклясться, что это врач донес на неё, но оказалось, он спас её.
– Нужно спрятать Фейру, – сказал Сабато Сабатини.
Палладио все ещё сидел, ошеломлённый.
– Кто такая Фейра?
Сабато указал на девушку, стоявшую в тени.
– Она. Служанка, которую вы знаете под именем Сесилия Сабатини.
Палладио взглянул на неё пристыженно. По этому единственному его взгляду она поняла, что ему небезразлична её судьба, и он знает, скольким обязан ей, поэтому ему стыдно, что он никогда не интересовался её жизнью.
– Конечно, мы спрячем её, – сказал он.
– Но где? – зубы Сабато стучали от страха. – В этом доме много укромных уголков, но камерленго сразу найдет её. Тем более что среди слуг есть такие, кто не станет её укрывать, зная, что она турчанка. Даже Корона Кучина; как вы знаете, её муж погиб при Лепанто.
Фейра сглотнула. Даже Корона Кучина, её подруга и защитница?
– Я мог бы отвезти её в Виченцу, – задумался Палладио.
– Нет, – возразил Сабато. – Она теперь связана с вами. Если её найдут в вашем доме, это подвергнет опасности всю вашу семью.
Человек-птица выдержал небольшую паузу. Он не принимал участия в разговоре; к нему это не относилось. «Что ж, мне пора возвращаться на свой остров», – думал он.
Внезапно оба старика обернулись к нему. Человек-птица сделал два шага к двери, расставив руки в перчатках.
– Я не могу её взять. Мне надо управлять больницей.
– Больница на чумном острове, куда никто не решится проникнуть, – возразили ему.
– Мне не нужна служанка.
– Она прекрасно разбирается в медицине. Вы сами видели.
Человек-птица был неумолим.
– Я категорически против. Мне пора. Я зайду к вам через неделю.
Палладио встал.
– Через неделю, – произнёс он медленно, подчеркивая каждый слог. Он подошел вплотную к врачу, так что его нос почти прикоснулся к клюву. – В присутствии камерленго, – спокойно заметил архитектор, – вы сказали, что приходите каждый день. Но это не так. Вы появляетесь раз в неделю.
Наступила неловкая тишина.
– Ему будет интересно это узнать, – стал размышлять Палладио вслух. – Какое наказание он придумает для вас?
Врач замер.
– Однако, – продолжил архитектор, – если вы возьмете Фейру…, – он заботливо произнёс её имя, – то можете являться сюда с каждой новой луной, то есть раз в четыре недели, и от меня дож точно ничего не узнает.
Человек-птица неожиданно вышел из оцепенения, схватив свою трость.
– Хорошо, – рявкнул он. – Но она должна идти прямо сейчас.
– За домом наверняка наблюдают, – предупредил Палладио.
– Водяные ворота, – предложил Сабато. – Я найду гондолу с навесом, какой обычно пользуется мой хозяин. – Он повернулся к Фейре. – Иди собери свои вещи.
Фейра помчалась на мансарду, мысли кружились в голове, как водоворот. Но думать тут не о чем – она должна идти. Вещей у неё было мало: только платье на ней, кольцо на шее, монетка на груди и желтая туфелька под кроватью, в которой позвякивали цехины, которые она успела заработать. Мгновенье спустя она снова была внизу.
