Марина Фиорато - Венецианский контракт
– Если вас посещает другой врач, я не могу гарантировать вашу безопасность.
Если Палладио признает, что есть другой врач, как быть со сделкой между Аннибалом и камерленго? Если он не будет заботиться об архитекторе, возможно, ему придется вернуть свой остров. Войдя в комнату, он почувствовал запах смолы в передней, заметил очищающие травы на полу и обратил внимание на то, что окна смазаны жиром и пеплом; точно такие меры он должен был ввести здесь сам. Чувство вины ещё больше подогрело его гнев.
– У меня нет другого врача, – сказал Палладио примирительно, глядя мимо врача на служанку, стоявшую у изножья кровати.
Аннибал повернулся к ней и увидел, как у той красноречиво зарделись щёки. Он подошел к ней так близко, то чуть не упёрся клювом ей в лицо.
– Кто научил тебя зашивать раны? – спросил он, наклонив свою птичью голову на бок и изучая её. – Откуда ты?
Служанка попятилась к двери.
– Стой, стой!
Но она развернулась и убежала.
Глава 26
Палладио всё реже появлялся дома.
Он собрал своих каменщиков и строителей, и его церковь стала расти на глазах.
Они с Фейрой теперь поменялись ролями. Он описывал ей свою церковь, рассказывая, как клали фундамент, ставили колонны и подпорки. Хозяин пригласил её на стройку посмотреть, как стены вырастают из земли, но она не решилась вновь оказаться в том месте, которое навсегда останется в её памяти могилой отца.
Она испугалась ещё больше, когда узнала от Палладио, что строителям мешают паломники, толпами стекающиеся к колодцу за водой, веря, что она обладает чудотворными исцеляющими свойствами. Легенда возникла из рассказа о Святом Себастьяне, о котором говорил дож, и Палладио пришлось нанять охрану, чтобы положить конец этому безумию.
Фейра заметила его тон и пристально взглянула на него.
– Как вы поступите с колодцем? – спросила она.
– Обнесу стеной, – бросил он вскользь.
Фейра подумала о костях своего отца, навеки погребенных в самом сердце христианской церкви.
– Разве вы не верите в чудеса? – спросила она, заставив окаменеть собственное сердце.
Палладио задумался на мгновенье.
– Нет.
Она вспомнила мать, отца.
– Я тоже.
* * *Судьба колодца угнетала Фейру. Опасный, отчаянный побег с Джудекки вынудил её отложить печаль об отце, и теперь она накрыла её, словно приливная волна, с такой силой, что могла сбить с ног. Она чувствовала утрату, как физическую боль, – под самым сердцем. К её горю примешивались теперь и мрачные предчувствия. Прошла неделя, приближался следующий визит человека-птицы, и она страшилась мести врача. А так как Палладио и Сабато почти все время проводили на строительстве, страх мучил её ещё больше. К тому же она прекрасно понимала, что человек-птица имеет влияние на дожа.
Каждую пятницу Палладио нехотя оставался дома, чтобы встретиться с врачом, и ему не терпелось вернуться на остров. В пятницу утром Фейра, с потухшим взором, незаметно проскользнула на кухню, где Корона Кучина готовила завтрак. Она вдохнула тошнотворный запах. Обычно пятница, когда весь день готовили рыбу, давала ей передышку от вони нечистого мяса, которое ели венецианцы. Но сегодня морской запах вызывал у неё рвоту. В полдень она слонялась по прихожей, надеясь, что кто-то другой откроет дверь врачу, и когда услышала стук и суматоху в передней, сразу же спряталась. Согнувшись чуть ли не вдвое от страха, она заставила себя дышать спокойнее, но сердце вырывалось у неё из груди, пока она старалась рассмотреть людей, столпившихся в дверях.
Это пришёл не человек-птица.
Это был незнакомец со стрижеными светлыми волосами, которого сопровождали стражники в доспехах, как она узнала, из дворца дожа. Незнакомец стоял к ней спиной. Фейре казалось, что крылатый лев с разинутой пастью, вышитый на его плаще, устремил на неё свой взор. Этот символ внушал ей больше ужаса, чем стража. Когда человек обернулся, улыбка скользнула на его губах, но голубые глаза остались ледяными, и он ужаснул её не меньше, чем лев. «Почтеннейшая, – обратился он к Короне Кучине, которая открыла дверь, – не будете ли вы так любезны собрать всех слуг, живущих в доме?»
Это был не вопрос, а приказ.
* * *Фейра радовалась, что она не одна. Короне Кучине и ей пришлось протиснуться в мастерскую за остальными слугами – от посудомоек до мусорщиков и посыльных.
Как всегда, в своем дубовом кресле сидел хозяин, поглаживая бороду, Сабато суетился у него за спиной. Внешне Палладио казался спокойным, но Фейра знала, что он кипит от нетерпения. Высокое положение человека, собравшего их здесь, заставило Палладио принять его в такой час, когда работа шла полным ходом. Фейра стала понимать, что все в этом городе преклоняются перед Львом.
Прячась за массивной спиной Короны Кучины, Фейра уже не волновалась, что эта странная встреча имела какое-то отношение к ней.
Незнакомец ждал, когда закроют дверь, прежде чем заговорить.
– Думаю, большинство из вас знают, что я камерленго – камердинер дожа? Никто не ответил на вопрос и не должен был.
– До меня дошли сведения, – произнёс он низким, мелодичным голосом, – что среди вас есть беглянка.
Сердце Фейры застучало.
– Некоторое время назад люди видели, как одна турчанка, неверная, спасалась бегством в этом направлении. Поиски оказались бесплодными, но несколько дней назад мы получили донесение, написанное неизвестным почерком, о том, что она скрывается здесь.
Сердце Фейры забарабанило в груди, и ему ответил стук в дверь. Она обвела взглядом комнату. Все слуги были здесь. Незнакомец, видимо, поставил одного из стражников за дверью. Она в ловушке.
– Не буду испытывать ваше терпение, допрашивая всех собравшихся, – мягко отметил камерленго. – Мужчины могут перейти к камину.
Толпа вокруг Фейры поредела, когда все слуги-мужчины перешли на левую сторону комнаты.
– А теперь все служанки, пришедшие в дом за последний месяц, пусть останутся на своих местах. Остальные могут перейти к камину.
Фейра приросла к месту, не способная пошевелиться, пока остальные рассеялись вокруг неё. Все глаза устремились на неё, но она чувствовала только пронизывающий голубой взгляд незнакомца. Она чувствовала, как он вглядывается в её янтарные глаза, кожу, золотисто-коричневые кудри, выглядывавшие из-под чепца.
– Не надо бояться, – сказал он ласково таким тоном, который подразумевал абсолютно противоположное. – Просто назови свое имя и откуда ты.
Фейра потеряла дар речи. Пожив в этом доме, она стала говорить на венецианском диалекте вполне сносно, но её акцент не мог обмануть местного жителя, поэтому она всё ещё старалась не разговаривать ни с кем, кроме хозяина и Сабато, да немного общалась с Короной Кучиной. Она в отчаянии взглянула на двух мужчин, которые приютили её, – один из них знал её историю, а другой нет, но обоим было известно её происхождение. Палладио не шелохнулся, но в его глазах читалось предостережение; Сабато ерзал, ломая руки.
