Кейт Фернивалл - Жемчужина Санкт-Петербурга
Вы поговорили с ней?
Да, конечно. Я поговорил с графиней.
Он поговорил с Натальей. В ее саду, морозным солнечным утром. Они шли по тропинке между высокими сугробами. Графиня держалась за его руку и не переставая болтала, как будто боялась тишины. После взрыва в туннеле она всегда была такой. Но его взгляд был устремлен на Алексея, который играл в снегу со своим щенком. Из щенка вырастет прекрасная охотничья собака, в этом Йенс не сомневался. «Интересно, а станет ли охотником Алексей?» — подумалось вдруг ему. Смех мальчика наполнил холодный воздух теплом и заставил Йенса улыбнуться. В последнее время улыбка была нечастым гостем на его лице. Причиной тому были туннели.
— Приятно видеть мальчишку таким счастливым, — сказал он.
— Ты был прав, признаю. Этот щенок стал его лучшим другом. — Серова постучала пальцами по рукаву спутника. — Йенс, ты пришел сегодня, чтобы чтото сказать. Так давай же, говори. Я устала ждать. — Она плотнее закуталась в шубу, будто это была ее защитная броня.
— Наталья, прости меня. — Он решил говорить откровенно, чего бы это ни стоило. Только так можно было разговаривать с женщиной, подобной графине, привыкшей быть хозяйкой положения. — Между нами все кончено.
Рука ее осталась лежать на его рукаве, но на какойто короткий миг глаза ее широко раскрылись. Он услышал не то вздох, не то стон, прежде чем она совладала с изумлением и бросила на него холодный взгляд.
— Понятно, — промолвила она. — Не думала, что все закончится так банально. И кто она?
— Она?
— Не нужно игр.
— Ее зовут Валентина.
— Ах, эта пианисточка. Та, которая была с тобой в туннеле. Это та Валентина?
Он коротко кивнул. Йенс не собирался обсуждать ее. Он аккуратно убрал руку Натальи и направился к Алексею. По дороге он принялся бросать в мальчика снежки, а потом они стали вместе обстреливать щенка. Йенс давал Наталье время снова стать графиней, но, когда они подошли к широкой лестнице дома, он остановился.
— Не зайдешь? — спросила она. — Выпить коньяку.
— Пожалуй, нет.
Женщина безразлично кивнула.
— Хорошо.
— Но я еще наведаюсь к вам. Если позволишь.
— Изза Алексея? О нем ты думаешь больше, чем обо мне. — В ее тоне послышалась враждебность. — Коекто уже начинает подозревать, что ты его отец, — прохладно добавила она. — У него зеленые глаза, такие же как у тебя.
— Но мыто с тобой знаем, что это не так.
— Так почему ты с ним возишься?
Он посмотрел ей прямо в лицо, обвел взглядом высокомерные губы, проницательные глаза, увидел на дне злые огоньки.
— Потому что, кроме меня, — ответил он, — этого никто не станет делать.
Йенс потерял ощущение времени. Музыка захватила его. Когда она наконец стихла, он глубоко вздохнул. Он почувствовал себя так, как бывало после долгой стремительной скачки через лес, — воодушевленным, полным жизни.
— Это было великолепно. Благодарю вас, Валентина.
Девушка сидела не шевелясь, лишь грудь ее вздымалась и опускалась. Не поворачивая головы, она спросила:
— Как геодезист?
— Молодцом. Выздоравливает, — быстро проговорил он. — Я попрежнему держу его в штате, ничто ведь не мешает ему прекрасно справляться с письменной работой.
Валентина повернулась и снова внимательно посмотрела на него. Что она могла услышать в этих словах? Неожиданно улыбнувшись, девушка развернулась к клавишам и громко заиграла веселую русскую песню.
— Смотрите! — воскликнула вдруг Катя и показала за окно.
— Господи боже! — Йенс чуть не упал со стула.
Под окном в снегу рослый и плечистый молодой человек лихо отплясывал казацкий танец. Опустившись на корточки и сложив перед грудью руки, он выбрасывал поочередно то одну, то другую ногу. Потом вскочил, вытянулся на носках, закружился на одной ноге, замахал руками, то приседая, то подпрыгивая.
— Это Лев Попков! — рассмеялась Валентина.
Когда танец закончился, под взрыв хохота и аплодисменты казак вежливо раскланялся и ушел, оставив за собой цепочку следов на свежем снегу.
Они переглянулись, улыбаясь. Впервые в жизни Йенсу показалось, что весь остальной мир потерял всякое значение и остался гдето далекодалеко. Щеки Валентины горели, она смеялась, когда дверь в музыкальную комнату открылась и вошла мать.
— Ах, — произнесла она сдержанно, когда взгляд ее остановился на Йенсе. — Я не знала, что вы здесь.
— Доброе утро. — Инженер встал со стула и поклонился.
— Йенс пришел справиться о здоровье Валентины, — поспешила пояснить Катя.
— И я ужасно рад, что застал ее в столь прекрасном расположении духа, — улыбнулся он. — Как видно, сказывается хороший уход.
Посмотрев на раскрасневшиеся щеки дочери, женщина объявила:
— К тебе посетитель, дорогая.
— Мама, пожалуйста, скажи ему, что я сейчас занята.
— Не стану я этого говорить. Это капитан Чернов. Он ждет тебя в гостиной.
Валентина замерла.
Йенс ожидал, что она откажет матери. Она ведь пообещала ему. «Он для меня ничего не значит», — говорила она. И все же он заметил мгновенную вспышку в ее темных глазах, когда она решила нарушить обещание.
— Какая приятная неожиданность, — бесстрастно произнесла Валентина и направилась к двери. — Благодарю за ананас, — обронила она напоследок.
18
Темные параллельные гармонии.
В музыке. В жизни. Валентина чувствовала их на кончиках пальцев, в потайных уголках сердца. Дрожащие звуки, которые не могли существовать друг без друга и в то же время отталкивались друг от друга в разные стороны. Она сидела в гостиной на краешке кресла, и щеки ее болели от необходимости сохранять на лице улыбку. Да, капитан. Нет, капитан. Как интересно, капитан. Это поразительно. Как вы проницательны.
Как смеете вы вторгаться в мою жизнь?
Перед глазами у нее стояло лицо Йенса, выражение, появившееся, когда в музыкальную комнату с известием о прибытии капитана Чернова вошла мать. В нем не было гармонии. Ни параллельной, ни какойлибо иной. Только темнота. Его широкие плечи подались назад, он отшатнулся от нее, как будто вид ее сделался ему противен и стал раздражать. Резкий аккорд невпопад. Она изо всех сил сжала пальцы на юбке, чуть не прорвав тонкую ткань.
— Что с вами? Вам плохо?
Выражение заботы на миловидном лице капитана не избавило Валентину от мучительных мыслей.
— Нетнет, мне уже значительно лучше. Благодарю вас.
— Чрезвычайно рад это слышать. Знаете, я заволновался, когда…
— Со мной уже все хорошо.
— Я очень рад.