Кэндис Герн - Ярмарка невест

– Дорогая моя Верити, нет ничего на свете, чего бы я желал больше, чем твоей дружбы, и я с благодарностью ее принимаю. Но, признаюсь, ты поставила меня в тупик. Ты так добра к человеку, который вел себя вчера с тобой, как скотина, взяв тебя против твоей воли.

Верити снова опустила глаза. Теперь она рассматривала свои сцепленные на коленях руки.

– Это было не против моей воли, – прошептала она.

– Может быть, вначале и не было. Но я сделал это безобразно. Я причинил тебе боль и глубоко сожалею об этом. Это больше никогда не повторится, обещаю тебе.

– Вы не причинили мне никакого вреда, уверяю вас, милорд.

Джеймс сомневался в этом, но не стал настаивать.

– Если мы друзья, то называй меня, пожалуйста, Джеймс.

– Хорошо, Джеймс.

Джеймс сжал и отпустил ее руку. Он не хотел, чтобы Верити подумала, что он желает большего.

– Верити Озборн, ты замечательная женщина. Ты усмирила меня, и я буду горд называть тебя своим другом. Но не надо на меня давить в некоторых вопросах. Так же как и я не буду на тебя давить в вопросах, которые тебе не хочется обсуждать.

При этих словах Верити слегка вздрогнула. Джеймс ее провел. Это был своего рода шантаж: ее молчание относительно Испании в обмен на его молчание о ее девственности и так называемом замужестве, но это было необходимо.

– Согласна?

– Согласна.

– Ты останешься в Пендургане? – спросил он.

Верити закусила нижнюю губу, обдумывая ответ.

Джеймс понял, что теперь он берет на себя слишком много.

– Верити, как я сказал тебе в первую ночь, ты не обязана оставаться здесь, если ты этого не хочешь. Ты свободна и можешь уехать. Куда пожелаешь. Ты всегда была свободна.

Верити перестала покусывать губу, но продолжала хмуриться. Джеймсу ужасно хотелось узнать, о чем она думает. Хочет ли она уехать? Конечно, когда-то хотела, но он думал... он надеялся...

– К тому же я подозреваю, – добавил Джеймс, – что тебе некуда ехать. Ты говорила, что твои родители умерли, что у тебя нет ни братьев, ни сестер. Женщина, которую ты так любила, та, что научила тебя обращаться с травами, тоже умерла, если я не ошибаюсь?

– Да.

– Тогда позволь мне предложить тебе приют в Пендургане, – сказал Джеймс, стараясь, чтобы голос его звучал ровно, без трогательно жалобных ноток, которые отразили бы его душевное состояние.

Мысль о том, что Верити уедет, вызвала у него отчаяние, завывающее, как холодный ветер.

– Я все еще чувствую ответственность за тебя, Верити, – продолжал он, – несмотря на мое недавнее поведение. Я буду очень рад, если ты останешься, моя дорогая. Ты будешь моей дальней кузиной. Тебя это устроит?

Верити улыбнулась, и его отчаяние превратилось в теплый ветерок надежды.

– Да, Джеймс, – кивнула она. – Мне очень хотелось бы остаться. Спасибо.

Джеймс улыбнулся ей в ответ.

– И мы будем друзьями, – заверил он.

Но было еще одно неприятное дело, которое предстояло обсудить, и Джеймс почувствовал себя неловко, готовясь заговорить об этом.

– Да, мы будем друзьями, – сказал он наконец. – Но ты должна позволить мне быть тебе больше чем другом, Верити, если я... если ты... если будет ребенок.

Ее рот приоткрылся, и она быстро прикрыла его рукой. Она залилась краской и уставилась на него широко открытыми глазами. Она была настолько ошеломлена, что, казалось, не дышала, как будто из нее выпустили воздух. Конечно, она даже не подумала о такой возможности. Господи, она в самом деле была невинна.

– Ты скажешь мне? – спросил Джеймс.

Верити отвела глаза, и вдруг ему захотелось обнять ее, утешить, как она утешала его. Он сопротивлялся неожиданному приливу нежности.

– Верити, ты мне скажешь?

– Да, – ответила она едва слышно, почти шепотом.

– Обещай мне это.

Верити подняла голову – щеки ее еще пылали. Впервые она не смотрела ему прямо в глаза. В таком волнении он ее еще никогда не видел.

– Обещаю, – сказала Верити. – Но... не забывай, что я хорошо знаю травы. Я... я знаю, как предупреждать такие вещи.

Джеймс откинулся на спинку кресла. Его охватило огромное облегчение. Огромное и, по-видимому, явное облегчение. На лице Верити, прежде чем она успела взять себя в руки, промелькнула боль.

– Тебе нет необходимости об этом беспокоиться, Джеймс, – сказала она.

Броня из гордости и достоинства была на своем месте.

– А теперь у меня много дел в буфетной. Извини. – Она не оглядываясь, почти бегом выскочила из комнаты.

– Проклятие!

Глава 9

– Ты хочешь, чтобы я что?..

Верити улыбнулась, увидев ужас на его лице.

– Я подумала, что было бы неплохо, если б ты пошел со мной раздавать рождественские корзинки с подарками твоим фермерам-арендаторам и в дома Сент-Перрана.

Джеймс уставился на Верити тяжелым взглядом, который он освоил во время службы в армии. Он не будет потакать этим ее глупостям.

– Для этого я тебе не нужен, – сказал он суровым тоном. – Об этом всегда заботились слуги.

– Всегда?

– Да, с тех пор... с тех пор как умерла Ровена. Она следила за такими вещами.

– А теперь ты вместо нее посылаешь слуг?

– Да. – Ему не нравилось, к чему шел разговор. – Ну и что?

Верити подняла одну бровь:

– Ты не думаешь, что это немного... безлично?

– Безлично?

– Да. Я думаю, что было бы правильно, если б кто-то из семьи раздавал подарки и лично желал арендаторам – твоим арендаторам – счастливого Рождества. Я надеялась, миссис Бодинар захочет пойти со мной, но она тоже отказалась.

Джеймс едва сдержал улыбку.

– Ты приглашала Агнес? Ходить по домам Сент-Перрана?

Верити улыбнулась в ответ:

– Да.

– Ха! Ты храбрая женщина, Верити Озборн. Я подозреваю, Агнес не оценила твое приглашение.

– Как видишь, нет. Поэтому я очень надеюсь, что вместо нее со мной пойдешь ты.

Улыбка Джеймса превратилась в недовольную гримасу.

– Нет.

– В конце концов, мы будем раздавать твои подарки.

– Нет.

– Их ценность возрастет, если они будут получены из твоих рук.

– Нет.

– О, Джеймс! Это же Рождество!

Вот так получилось, что в морозный день накануне Рождества Джеймс подъезжал к домам фермеров-арендаторов и к каждому дому на своей земле и раздавал корзинки с подарками, приготовленные Верити и слугами.

Верити не обращала внимания на потрясенные лица взрослых и испуганные детские и вела Джеймса от дома к дому, как будто это было самое естественное событие и происходило чуть ли не каждый день.

– Лорд Харкнесс просит вас принять это от него, – говорила Верити и вкладывала Джеймсу в руки корзинку, чтобы он вручил ее сам.

Это было неуклюже. Это было трудно. Джеймс был уверен, что арендаторам так же неловко, как и ему.