Дженнифер Блейк - Обнимай и властвуй

Легкость, с которой Морган разбил эти аргументы, когда на них попробовала сослаться Фелиситэ, вызывала теперь медленно растущее беспокойство. Что бы ни заявляли арестованные, они находились в руках испанского суда, и если власти признают аргументы в их защиту неубедительными, решив осудить их по испанским законам, кто сможет им в этом помешать?

Главного обвинителя, выступавшего от имени короля Испании, звали дон Феликс дель Рей. Он уже провел два королевских суда в Санто— Доминго и в Мексике. Все отзывались о нем как о грозном человеке. Говорили, что он собирался выдвинуть против двенадцати подсудимых обвинение в государственной измене, на основании уложения Альфонсо XI, являвшегося первым законом седьмого титула первой Партиды. Этот закон предусматривал смертную казнь с конфискацией имущества для тех, кто подстрекал к восстанию против короля или государства, а также тех, кто взял в руки оружие под предлогом расширения собственной свободы или прав, вместе с теми, кто оказывал им пособничество или укрывал их. Суд, как заявил обвинитель, будет скорым и справедливым.

Тем не менее дни тянулись один за другим, складываясь в недели. Некоторая надежда на счастливую судьбу арестованных появилась, когда Брод, работавший в суде печатником, поклялся, что печатал прокламации с призывом к восстанию по распоряжению старшего интенданта Фуко. Его отпустили после того, как он показал приказ с соответствующей подписью. Что касается самого Фуко, он упорно отказывался отвечать на вопросы судей, коменданта Обри или самого О'Райли и требовал, чтобы его судили во Франции. По слухам, желание его собирались удовлетворить, и он сейчас ждал, когда придет корабль, который доставит его на родину. Если подобное снисхождение будет оказано и другим подсудимым, все еще может кончиться не так уж плохо.

Наступило время штормов в прямом и переносном смысле. Ежедневно ветер с залива приносил лохматые черные тучи, проливавшиеся теплым дождем, превратившем улицы в непролазные топи и удручающе действовавшем на горожан. В порту недосчитались многих судов. Большинство потерь приписывали коварным ветрам и течениям Карибского моря, однако моряки, плававшие на кораблях, которым посчастливилось добраться до родной гавани, рассказывали истории о разбойниках, промышлявших в этих теплых голубых водах. Казалось, их воображение особенно распалял один корабль, ходивший под красным флагом с изображением летящей птицы с черепом в когтях и называвшийся «Ворон». Говорили, что даже отпетые флибустьеры из тропических портов бледнели, если речь заходила о нем. Капитан «Ворона» не знал, что такое пощада. Люди из его команды не слишком распространялись насчет того, что они видели, когда этот корсар захватывал какой-нибудь корабль. Однако ходили слухи о том, как они жестоко насиловали женщин и как вырывали детей из рук матерей, чтобы разрубить их на куски и скормить акулам.

Фелиситэ вышла из низкой двери находящейся во дворе кухни и бросила взгляд на закрытое низкими облаками небо. Порыв ветра осыпал ее дождем тяжелых капель с черного эвкалипта, простершего свои ветви над домом. Многие листья на дереве уже сделались ярко-красными. Приближалась осень. По утрам в воздухе ощущалась прохлада, даже если дождь, идущий почти непрерывно, неожиданно прекращался. Впрочем, к полудню становилось достаточно тепло. В течение еще нескольких недель дом можно будет не топить, хотя придется постоянно соскребать серую плесень, которая то и дело появлялась на поверхности кожи и покрывала пятнами льняные ткани.

К вечеру дождь перестал. Однако серый, с белесым оттенком, цвет неба не оставлял большой Надежды на то, что эта столь желанная передышка продлится слишком долго. Грустно вздохнув, Фелиситэ стала пробираться к арке, ведущей к лестнице наверх.

— Мадемуазель, ваш отвар.

Ашанти торопливыми шагами догнала хозяйку, предложив ей чашку с темной жидкостью, от которой шел пар. Фелиситэ взяла ее с недовольной гримасой. Однако это варево, приготовленное служанкой, которое ей приходилось пить ежедневно, оказалось довольно действенным средством. Месячные пока приходили с завидной регулярностью.

Ашанти с довольным видом наблюдала, как Фелиситэ сделала несколько глотков.

— Полковник должен скоро вернуться, — сообщила она. Фелиситэ кивнула без особой радости.

— Ему, наверное, понравится филе из говядины, которое мы сейчас готовим, а заодно суп с креветками и пирог с устрицами.

— Иначе —и быть не может, если нам пришлось провести на кухне столько времени.

— Вы решили, о чем будете разговаривать с ним после обеда?

— Находить тему, которая бы не вызвала у него возражений, с каждым днем становится все труднее. Французское искусство, французские вина и французская литература уже исчерпали себя. Французский театр он отвергает как неприличный, французская опера кажется ему довольно сносной, но…

— Боже мой, — Ашанти покачала головой. — Но всетаки вы с ним разговариваете на вашем языке, а не на испанском, который для него тоже не родной.

— Это так, — согласилась Фелиситэ.

— Тогда мы делаем успехи.

— В определенном смысле да, но я с каждым днем все чаще задаю себе вопрос: не зря ли мы занялись этим делом?

— Как вы можете так говорить, мадемуазель, если человек, подчиняющийся только самому О'Райли, начинает все больше и больше восхищаться всем французским?

— Ему может понравиться простота и привлекательность нашего образа жизни, но сомневаюсь, чтобы это повлияло на его взгляды или на то, что он считает своим долгом.

— Возможно, вы правы, мадемуазель, однако нам остается только продолжать наши попытки. Для большинства мужчин удовольствия желудка, разума и плоти значат куда больше, чем все остальное.

— Но полковник не принадлежит к их числу.

— Это вы верно заметили, — вздохнула Ашанти.

— Как бы там ни было, — продолжала Фелиситэ, — он обещал мне сделать все от него зависящее, чтобы помочь отцу.

— И все же, он может выполнить это обещание с куда большей готовностью и гораздо лучше, если ему захочется отблагодарить вас за доставленные удовольствия. А потом, нам предстоит находить общий язык с новыми хозяевами еще в течение многих дней, месяцев и лет. Разве не лучше будет для всех, если они научатся принимать жизнь не торопясь, укрываться от жаркого солнца, наслаждаться, вместо того чтобы заставлять трудиться, не жалея сил, в поддень ради спасения наших душ, чтобы мы приближались к райским вратам с хмурым выражением на изможденных лицах?

В эту минуту из дома Ашанти окликнула кухарка, и служанка удалилась, присев в реверансе. Некоторое время Фелиситэ размышляла, отпивая отвар маленькими глотками. Иногда Ашанти говорила так, как будто связь ее хозяйки с Морганом Мак-Кормаком должна продолжаться бесконечно. Однако это было невозможно, даже если бы так захотелось самой Фелиситэ. Суд вскоре окончится, и судьба отца станет известна. Какой бы приговор ему ни вынесли, девушка не слишком надеялась, что ему удастся сохранить свое имущество. Его продадут тому, кто предложит большую цену. Ей придется уехать, покинуть дом, где она родилась, где провела все прожитые годы. К тому времени Моргану, скорее всего, уже надоест их соглашение, и он только обрадуется ее уходу. Чем она будет заниматься, как будет жить, где найдет деньги, чтобы покупать еду себе и отцу — все эти вопросы оставались без ответа. Фелиситэ старалась задумываться о них как можно реже, не в силах вообразить, что произойдет после завершения суда. Иногда ее настроение становилось более оптимистичным, ей казалось, что Морган сумеет добиться освобождения отца и поможет, чтобы с него сняли все обвинения. Тогда Оливье Лафарг вернется в свой дом, а Морган его покинет, и жизнь вновь потечет в прежнем русле. Такие мысли успокаивали Фелиситэ. Впрочем, они редко оказывались долговечными.