Александра Риплей - Наследство из Нового Орлеана
Во всяком случае Мэри так себе внушила.
Но вот он оказался рядом. Высокий, стройный, мускулистый, красивый, сильный и нежный. Последнее она поняла по тому, как он смотрел на Жанну.
Это было невыносимо.
Мэри снова повернулась к Филиппу.
– Мне показалось, ты собирался принести мне шампанского, – сказала она. – У меня праздничное настроение. Это же моя первая опера, и я от нее в полном восторге.
«Плакать запрещается, Мэри Макалистер», – сказала она про себя.
– Не будьте таким жестоким, Вальмон, не заставляйте меня плакать, – сказала Жанна и посмотрела вправо, на Макса. – Согласитесь, Макс, что Вальмон жесток. Он напоминает мне о том, что я делала в детстве, а ведь знает, что теперь, когда я повзрослела, мне хотелось бы все забыть. – Она чуть надулась, и стала заметна очаровательная ямочка на ее мягком подбородке и соблазнительно пухлый ротик.
«Ну и ну! – подумал Вэл. – Малютка сестра Филиппа ввергла Макса в полное смущение. Его, закоренелого старого холостяка. Через минуту, если я не проявлю осторожность, тоже начну заикаться. Она красивая дикая кошечка и знает это. Прелестнейшее существо, ворвавшееся в высший свет Нового Орлеана с тех пор, как я вернулся. Стало почти законом, чтобы молодые женщины были очень бледны и очень непорочны. Но малышка Куртенэ вся покраснела от своего сегодняшнего триумфа, а что до непорочности, не сомневаюсь, она с восторгом избавится от нее». Он оценивающе посмотрел на обтянутые шелком холмики полных грудей Жанны, на ее гладкие плечи и безупречно белую шею.
Вэл почувствовал, что и она смотрит на него. Грудь ее то вздымалась, то опадала от учащенного дыхания. Острым розовым язычком она облизывала губы.
Она даже не понимает, что делает, почувствовал он. Это было для него настоящим открытием. Жанна смотрела на него глазами женщины, у которой вот-вот наступит оргазм. Зрачки ее были сильно расширены, отчего глаза казались совершенно черными и бездонными, – они словно свидетельствовали о тайне, соединяющей мужчину и женщину.
Вэл заставил себя отвести взгляд. Он еще не готов принять подобное предложение. Не говоря уже обо всех сопутствующих обстоятельствах – ухаживании, браке, детях, утрате свободы. Пока еще не готов.
– Нам не следует монополизировать самую очаровательную красавицу сезона, – поспешно сказал он и выругался про себя: какой у него хриплый голос. – Беру назад все, что говорил о твоем детстве, Жанна. Если из-за меня ты будешь плакать, у меня разорвется сердце.
– Я заплачу, если вы уйдете так скоро.
– Но я должен. С тобой жаждет познакомиться целый полк обожателей. Au revoir.
– Вальмон! Вы к нам придете?
– С величайшим удовольствием.
Он поспешно удалился.
Филипп остановил его, прежде чем он успел дойти до двери.
– Вэл, ты совсем не выпил шампанского. По моему просвещенному мнению, оно неподражаемо. – Филипп был чуточку пьян.
Вэл мудро воздержался от спора. Он принял бокал, попробовал и объявил, что вино великолепно.
– Ты знаком с моей подругой Мэри? Конечно же, знаком. По Монфлери.
Вальмон посмотрел на мертвенно-бледную девушку рядом с Филиппом. Она осушала свой бокал.
«Сделай так, чтобы мне стало лучше, – умоляла она вино. – Внутри у меня все пусто. Пот течет по спине, руки липкие, ноги дрожат, вокруг все то исчезает, то появляется снова. Если я потеряю сознание, то лучше мне умереть, чем прийти в себя. Смелей же, Мэри, – приказала она себе. – Этот мужчина – такой же человек, как и все остальные. И ты должна, по крайней мере, поблагодарить его за то, что он спас тебя от большой беды».
– Мы встречались раньше, – сказала она, и в тот же момент Вэл произнес:
– Мы не встречались раньше.
Филипп моргнул:
– Так что же все-таки? Да или нет?
Мэри поспешно заговорила:
– Не в Монфлери, Филипп. Месье Сен-Бревэн вряд ли помнит меня, но я его помню, потому что он пришел мне на помощь, когда я была в большой опасности. Может быть, он даже спас мне жизнь.
– Это уж слишком похоже на театр, Мэри. Что случилось? – Филиппа качнуло. – С лошади упала, что ли? – Он оглушительно расхохотался. Вальмон протянул руку, поддерживая его.
– Я чувствую себя крайне глупо, мадемуазель, – сказал Вэл. – Не помню, чтобы мне приходилось спасать жизнь молодой даме. Но мне приятно, что я смог оказать вам услугу. Извините меня, кажется, теперь я должен оказать услугу моему другу Карлосу Куртенэ и препроводить его сына обратно к нам в ложу.
Мэри в первый раз взглянула в глаза Вальмону. Он никак не прореагировал.
– Да, – сказала она, и в голосе ее была та же свинцовая тяжесть, как и на сердце. – До свидания, Филипп. – Но тут в ней что-то всколыхнулось. Яростное желание, чтобы Вальмон Сен-Бревэн признался, что они не полные незнакомцы, что жизни их соприкасались, что он держал ее в объятиях. – Пока вы не ушли, месье, примите мою благодарность. Я чувствую, что обязана поблагодарить вас. Это было Четвертого июля, на улице меня ударил хулиган. Вы прогнали его. Я у вас в долгу.
Вэл нахмурил, а потом разгладил лоб.
– Так это были вы? Боже мой! Я никак не мог связать ту потасовку с сегодняшним… событием. Как вы познакомились с Куртенэ? Через Филиппа?
– Мадам Куртенэ была столь добра, что дала мне крышу над головой. Видите ли, я пошла искать убежища в монастырь, а там все и устроилось.
– Понятно. – Вэл посмотрел на лихорадочно горящие глаза Мэри и на ее дрожащие руки.
Филипп пошатнулся и навалился на него. Начали медленно гаснуть люстры.
– Нам пора идти, – сказал Вэл. – Прощайте, мадемуазель.
Перед самым началом третьего действия Жанна подбежала к Мэри и схватила ее за руку:
– Видела, Мэй-Ри? Он пришел. По-моему, я ему понравилась, даже очень. А ты заметила, Мэй-Ри? Как ты считаешь, я ему понравилась?
– Да. Да. Я уверена. Я заметила, и я совершенно уверена. Теперь поторопись на свое место, мать тебе машет. – Мэри уперлась лбом в стену. В голове у нее стучали молотки. Язык во рту казался распухшим и рыхлым. Она чувствовала горький металлический привкус.
Но тут вновь подействовало волшебство музыки. И она смогла позабыть о боли.
В следующем антракте она не вставала со своего кресла в углу и отказалась от шампанского. Она молчала, сидела очень тихо и выглядела совсем больной. Берта и Карлос Куртенэ шепотом решили вести себя так, будто ее здесь вообще нет.
– Никто из нас не может сейчас отвезти ее домой, но у нее очень больной вид. Пусть себе посидит тихонечко.
Мэри отдыхала с закрытыми глазами, целиком отдаваясь музыке. Она окутывала ее, неся сквозь приступы головокружения и тошноты, пока те не отступили. Наконец в середине последнего акта Мэри смогла открыть глаза и посмотреть последние кульминационные сцены. Потом она аплодисментами встретила все семнадцать вызовов на поклоны. И без заметного напряжения спустилась по лестнице и вышла на живительный свежий воздух. Когда они вернулись домой, Мэри чувствовала себя почти нормально.
