Эмма Драммонд - Прозрение
Гости пытались изобразить веселье и непринужденность, но это у них плохо получалось. Алекс погрузился в молчание. Когда после окончания чаепития дети перешли в библиотеку, где им было предложено поиграть в бирюльки, Джудит спросила:
– Тебе грустно, Алекс?
– Да что ты! Вы ведь подарили мне такую замечательную вещь.
– Это была моя идея, – застенчиво проговорила Джудит. – И все-таки ты какой-то грустный. – Джудит было всего десять лет, и она не умела скрывать свои чувства.
– Извини… Может быть, я чем-то тебя обидел?
– Ну что ты… Просто ты был такой веселый, пока не настало время задувать свечи. Тебе не нравится их задувать? Может быть, мальчики считают, что это какая-то несерьезная детская забава?
Алекс кивнул:
– Да, наверное, в этом все и дело.
Тем временем Перси Кэлторп наклонился к уху подружки Джудит и громким шепотом говорил:
– Понимаешь, это очень неприятная история… Он утонул в озере, спасая жизнь Расселу…
– Ах! – вздохнула девочка и нервно хихикнула.
– А еще в этом озере утопилась одна горничная. Один из предков Рассела плохо с ней обошелся… В общем, сама понимаешь. Говорят, ее призрак частенько гуляет по этим коридорам.
– Какой ужас! – воскликнула девочка.
– А что подарил тебе на день рождения папа? – спросила Джудит.
– Целую кучу энциклопедических словарей.
– Не больно интересный подарок!
– Они прекрасно изданы, – словно защищаясь, проговорил Алекс.
– Понятно…
– Это очень нужные книги. В этом году я не очень хорошо сдал экзамены, вот Губернатор и подумал… В общем, я хочу сказать, что теперь вместо того, чтобы каждый раз бегать в школьную библиотеку, я смогу заглянуть в одну из этих книг. Так что это очень полезный подарок.
– А тебе нравится в школе?
Вопрос кузины поставил Алекса в тупик.
– Честно говоря, я никогда об этом не думал. Это наша обязанность – от нее никуда не денешься… И потом, это очень хорошая школа. В ней учился мой брат. Знаешь, его имя занесено в почетный список…
– Может быть, и твое имя будет туда занесено. Алекс покачал головой:
– Мое? Сильно сомневаюсь. – С этими словами он распахнул настежь двери библиотеки, пропуская Джудит вперед. На одной из полок стояла коробка с бирюльками. – Может быть, мы уже выросли из таких игр, – сказал Алекс, показывая на коробку, – но, в конце концов, можно и в бирюльки поиграть. Все равно больше нам заняться нечем.
– Если бы сейчас стояли морозы, – проговорил Перси Кэлторп, – мы могли бы покататься на коньках по озеру. Вот было бы здорово!
Бирюльки вывалились из коробки, и дети принялись подбирать их с пола. Джудит заметила, что у Алекса трясутся пальцы, и почувствовала огромное желание съездить по физиономии Перси Кэлторпа. Что же касается самого Перси, то он с таким увлечением сжимал руку подружки Джудит, что не замечал ничего вокруг…
– Но, сэр, у меня больше никогда не будет такого шанса, – пытался возразить Алекс.
– Пожалуйста, не надо драматизировать! Германия находится не за семью морями, и я нисколько не сомневаюсь, что к тому времени, как ты закончишь учебу, Шварцвальд останется на своем месте.
Отец и сын стояли совсем рядом, и Алекс смотрел прямо в глаза сэру Четсворту. Юноше исполнилось уже семнадцать, он был почти шести футов ростом и был прекрасно сложен. Его глубокий низкий голос внушал доверие, в характере его сочетались добродушие и решительность. И все же каждый раз, когда он оказывался с глазу на глаз с сэром Четсвортом, вся его решительность куда-то исчезала и он снова чувствовал себя маленьким мальчиком, – мальчиком, которому следовало бы отправиться на тот свет вместо своего старшего брата.
– Но, сэр, мне казалось, что отправиться вместе с Чалмерсом в Германию на соревнования по фехтованию на рапирах было бы так замечательно… – выложил свой последний козырь Алекс. Он прекрасно понимал, что ничего больше не сможет придумать.
– На рапирах? – переспросил сэр Четсворт. – Ты никуда не поедешь. Это увлечение старомодным оружием совершенно нелепо. Я не дам тебе денег на это развлечение для изнеженных лодырей.
Алекс покраснел:
– Для того чтобы фехтовать, нужно быть очень сильным и тренированным. Если бы вы сами побывали на таком соревновании… Немцы – отличные фехтовальщики, но я надеюсь, что в этом году мы сможем победить их. Речь идет о чести нации, сэр. Я думал… я думал, вам будет приятно узнать о том, что меня включили в состав сборной. Мне ведь всего семнадцать…
– Как раз в семнадцать молодому человеку и следует позаботиться о своем будущем, а не тратить время на всякие глупости, которые к лицу лишь какому-нибудь французу. Александр, неужели ты забыл о своем долге? К величайшему несчастью, твой брат погиб; будь он жив, он унаследовал бы то, что должно было достаться ему по праву старшинства. Самое меньшее, что ты можешь сделать в его память, – это постараться достичь того, чего мог бы достичь он, даже если твои старания и не увенчаются успехом.
Алекс с отчаянием посмотрел на отца:
– Сэр, я никогда не смогу заменить вам Майлза… Лицо старого сэра Четсворта, которому орлиный нос придавал что-то хищное, посуровело.
– Я никогда не сомневался в этом с того самого дня, как мы потеряли твоего брата. У него были блестящие способности, и он всегда очень хорошо понимал, чего от него ожидают. Ему бы никогда не пришло в голову пожертвовать своими обязанностями в угоду себялюбивым прихотям. И вместо того чтобы думать об этом чемпионате, – он произнес это слово с особым сарказмом, – я бы посоветовал тебе засесть за книги. Предстоящий год будет решающим в твоей жизни, и если ты хочешь поступить в университет, тебе просто насущно необходимо повысить свой плачевно убогий умственный уровень.
– Но я уже пообещал, что войду в одну из британских команд… – жалобно проговорил Алекс.
– Очень жаль, – сухо прервал его сэр Четсворт. – Теперь тебе придется извиниться перед своими товарищами за то, что ты ввел их в заблуждение. Как жаль, что девять лет назад ты не испытывал такой любви к занятиям спортом. Может быть, тогда твой брат до сих пор был бы жив… – С этими словами сэр Четсворт вышел из комнаты.
Алекс подошел к окну и стал смотреть на родовые земли, которым суждено было со временем стать его собственностью… Бог свидетель, Алексу от всего сердца хотелось быть достойным памяти своего старшего брата, но все его попытки неизменно оканчивались неуспехом. Семнадцать лет – такой возраст, когда уже нельзя плакать, но Алекс почувствовал, как к горлу его подступил комок… Он крепко зажмурил глаза и прижался лбом к холодному стеклу. Помимо всего прочего, ему было очень жаль, что чемпионат в Германии будет проходить без его участия.
