В СССР геев не было! - Ванда Лаванда
– Машины у Славы нет, в автобусе ему становится плохо, да и удочку с собой туда-сюда не натаскаешься. Не знаю, ходят ли в ту деревню электрички, но это тоже не самый практичный вариант для пожилого человека, – старик стал барабанить пальцами по столу. – Кроме того, что там с медицинской помощью? Есть ли там врач или хотя бы фельдшер, это вы узнали? Как далеко до ближайшей больницы и как туда добраться без собственного транспорта?
Михаил перевел дыхание и добавил последний, самый весомый для Ярослава аргумент, повернувшись к нему:
– И ты знаешь, что я в деревню не поеду. Ни с мая по сентябрь, ни с пятницы по воскресенье, ни с утра до обеда. Никогда. Я городской житель, а потому кормить комаров, лицезреть жуков-пауков, нюхать далеко не ароматы роз я совершенно не намерен. Я всю жизнь успешно этого избегал, и собираюсь продолжать в том же духе до самой смерти, – на столе завибрировал, а затем зазвенел телефон. Михаил Петрович перевернул его экраном вверх, но, прежде чем принять вызов, поднял взгляд на любимого мужчину и слегка ему кивнул. – Прошу меня простить. Мне надо ответить на звонок.
Он встал из-за стола и вышел из кухни, отставляя за собой странный и неприятный разговор.
Пожалуй, ему не стоило быть настолько ультимативным, но к возрасту Михаила многие люди теряют гибкость характера. Так что он был уже не тем, что раньше.
***
1976 г., лето
Время не остановить. И прошло два с лишним года, прежде чем Михаил нашел в себе силы снова встретиться с Ярославом.
Вообще-то, он хотел встретиться с ним раньше. Впервые – спустя всего несколько недель после ссоры, когда узнал, что прошел конкурс и поступил в столичный ВУЗ. Ему не терпелось поделиться своей радостью с самым близким человеком в его жизни, но потом он вспомнил, что тому нет дела до успехов Миши. Потом – когда приближался его день рождения. Пока Слава был в армии и пропустил два его праздника, Михаил с пониманием относился к ситуации. Но теперь он был вынужден отмечать в одиночестве, без любимого, и это было уже осознанным решением Смирнитского. Из-за обиды и грусти Гайдук не смог переступить через свою гордость, он не написал Ярославу и не стал его искать, чтобы поговорить.
В течение этих двух лет Михаил еще несколько раз собирался поставить все свои дела на паузу, чтобы разобраться в их отношениях, но всегда его что-то останавливало. Чаще всего, этим «чем-то» было воспоминание, как красиво и естественно выглядел Ярослав рядом с Анной. Правильная пара. Одобренная обществом. Семья. А Михаил не был готов принять, что его больше не любят, а может и не любили, и отпустить Славу к другой.
За время порознь характер Михаила сильно изменился. Он стал жёстким и прямолинейным, часто говорил правду, даже заранее зная, что человеку может стать от его слов больно. Да и в целом он стал менее общительным: он счел за лучшее проводить время за самосовершенствованием, а не в клубе с товарищами, как раньше. Читал, учил языки, постигал разные научные дисциплины помимо тех, что были у него в плане обучения в ВУЗе. Гайдук, и без того знавший цену себе, своей внешности и своему интеллекту, еще больше утвердился в том, что он лучше многих, и порой слишком откровенно показывал свое превосходство.
Он привык говорить старым приятелям, что эти изменения в характере из-за возраста, но сам знал истинную причину – из-за разбитого сердца, которое покрылось льдом без Солнца.
А наедине с собой Михаил методично, неделя за неделей, месяц за месяцем, разбирал свои чувства к Славе на составляющие, чтобы избавиться от них. Чтобы больше не страдать. Чтобы тоже найти себе кого-то, влюбиться снова, не быть одиноким… Но получалось из рук вон плохо. Он, конечно, помнил, что Ярослав причинил ему боль, не единожды пренебрегая им, предпочитая других, а точнее выбрав другую, забывал о нем, игнорировал месяцами, когда был в армии. Он это помнил, но все равно не мог перестать его любить. И желать, чтобы они снова были парой.
И только когда эмоции Михаила достаточно утихли, успокоились, как круги на воде от брошенного камня, он смог увидеть и осознать свои настоящие чувства. И главным ощущением была тоска. Тоска по старому другу, по их общению, по времени вместе. Да, любовь к Ярославу тоже никуда не делась, но она ощущалась иначе: как тлеющий фитиль, а не яркое пламя. Тогда Миша понял, что ему нужно сделать, чтобы окончательно не сойти с ума от мысли, что он один в этом мире.
Разобраться в себе и рискнуть встретиться со старым другом было задачкой не из легких, а вот найти его не оказалось проблемой. Хотя Михаилу пришлось подключать связи, которые он, вообще-то, не хотел бы использовать. Он обратился к Гале, к младшей сестре Ярослава, с которой продолжал общаться даже после ссоры со Славой, хотя они оба тактично обходили тему жизни ее брата, находя другие вопросы для обсуждения.
– Пусть ты и поддерживаешь со мной приятельские отношения, догадываюсь, что ты наверняка на его стороне, – довольно прямолинейно заявил девушке Миша. Он понятия не имел, что Слава рассказал ей о них и о том, из-за чего произошел конфликт. – Но мне нужно его увидеть и с ним поговорить. Только там, где не будет Анны…
– Я ни на чьей стороне, – покачала головой Галя. – Я не знаю, почему вы поссорились, но он грустит или злится, когда я упоминаю о тебе. Но у него сейчас кроме Ани почти нет друзей, поэтому я бы хотела, чтобы вы помирились. Извинись перед ним. И заставь его извиниться в ответ. В вашем возрасте не стоит разбрасываться хорошими друзьями.
Миша не нашелся, что ответить девушке, но запомнил ее слова. Какая-то жизненная мудрость и при этом мягкость характера подкупала в Гале, и к ее советам хотелось прислушаться, несмотря на то что у них была разница в шесть лет.
Оказалось, что Смирнитский работал на том же заводе, куда его распределили после выпуска из техникума, и куда его снова взяли после службы. Он работал по сменам, и выбрав свой выходной день и дневную смену Славы, Михаил отправился на встречу.
Дневные смены заканчивались в восемь вечера,
