Джудит Росснер - Эммелина
Когда она повернулась, чтобы идти, он снова сделал попытку удержать ее, но она увернулась, сказав с улыбкой, что он же сам отлично знает: ей пора.
Возле дверей он сжал ее в объятиях и долго не отпускал, обещая, что все же придумает, как им встречаться.
В пансион она шла в отличнейшем настроении – очень спокойная, очень счастливая.
* * *День, когда она получила и отправила по почте в Файетт свое второе месячное жалованье, был самым счастливым и радостным в ее жизни. Восемь долларов! К следующему Рождеству она вышлет домой уже девяносто шесть, даже если ей не прибавят больше ни цента. Она как раз строчила письмо, которое отправляла домой вместе с деньгами, когда миссис Басс села рядом и стала расспрашивать о делах. Не удержавшись, Эммелина рассказала, что за старание и хорошую работу мистер Магвайр уже перевел ее с ученического на полный оклад. И хотя в ответ миссис Басс похвалила ее, тон был суховатый, и Эммелине показалось, что она считает, будто так просто, без особых причин, мистер Магвайр не сделал бы этого.
Однако долго думать о миссис Басс не хотелось. Все остальное складывалось хорошо. Она продолжала дружить со Сьюзен и Дорой и всем их кружком, а кроме того, в пансион наконец-то приехала новенькая и впервые с тех пор, как отпала необходимость делить кровать с Хильдой, у нее появилась подружка, занявшая половину ее кровати.
Эта девушка, Верна, жила недалеко от города, сразу за Челмсфордом, в местах, где еще сохранилось фермерское хозяйство, и брат привез ее в Лоуэлл на лошади. Верне было шестнадцать, она была очень застенчива, но старалась проявить дружелюбие. Миссис Басс отвела ее к мистеру Уайтхеду, который с готовностью принял еще одну работницу. В ткацкой тоже имелась вакансия. И в какой-то момент Эммелине очень захотелось устроить так, чтобы свободное место заняла Верна, но потом пришло в голову, что лучше, чтобы она не знала мистера Магвайра. Иногда так хотелось поговорить о нем с кем-нибудь. И если Верна будет с ним незнакома, то можно как-нибудь осторожно рассказывать ей о нем, присочинив, например, что живет он в Файетте.
В ткацкой мистер Магвайр заговаривал с ней, только если она стояла в кружке других девушек. Она иногда украдкой посматривала в его сторону и раза два-три перехватила и его взгляд. Он смотрел очень сосредоточенно и внимательно, так что не замечал даже, что она его видит, а заметив, вздрагивал и рассерженно отворачивался, словно она была виновата в том, что он смотрит. Но все это было еще вполне терпимо.
А вот когда он перевел ее во второй ряд, чтобы поставить поближе к себе появившуюся в ткацкой новую работницу (так ему будет удобнее помогать ей), стерпеть такое оказалось труднее. Когда же она увидела, как он обращается с этой новенькой, обида перешла в настоящую муку. Мистер Магвайр разговаривал с девушкой (ее звали Луиза) чрезвычайно легко и шутливо, а она явно воспринимала это как знак особого к себе расположения.
Бессильное отчаяние волной захлестывало Эммелину. Так, значит, он такой со всеми! А эта Луиза даже и не хорошенькая! А знает ли она, что он женат, отец семьи? И если знает, то почему улыбается так, словно их уже связывает что-то особенное? Глядя, как они разговаривают, Эммелина кипела негодованием на Луизу, но потом целый день не могла смотреть и на Магвайра.
Ближе к вечеру она почувствовала, что он старается привлечь ее внимание, но притворилась, что не замечает этого. В конце концов он сам подошел к ней и, для вида возясь с челноком, сказал, чтобы она незаметно забыла что-нибудь в ткацкой и под предлогом забытой вещи вернулась после работы поговорить. Эммелина сразу повеселела. Вдруг он придумал, как им встретиться? И вечером, выйдя уже из ткацкой на лестничную площадку, воскликнула, что забыла теплую шаль, и со всех ног бросилась обратно в ткацкую. Мистер Магвайр тушил последние лампы.
– Ну а теперь скажи мне, в чем дело, – попросил он.
– Ни в чем. – Но Луиза вдруг встала перед глазами, и она с трудом удержалась, чтоб не расплакаться.
– Ты не больна. Ты красивее, чем… В общем, ты, безусловно, не больна.
– Нисколько. Я прекрасно себя чувствую.
– Значит, тебя что-то сердит.
– Нет, не сердит. Ведь вы имеете полное право делать все, что хотите, и разговаривать с кем угодно.
Сначала он просто не понял, о чем идет речь. Потом рассмеялся.
– О Господи! – выдавил он сквозь смех. – И вырасти не успела, а уже… – Он посерьезнел. – Ты ведь знаешь, что я хорошо отношусь ко всем девушкам. Верно ведь, Эммелина?
Она кивнула, не в силах взглянуть на него.
– А тогда прекрати эти глупости. Если хочешь меня ревновать, ревнуй к семье. Я принадлежу ей, и это делает невозможными наши встречи.
– Но вы говорили…
– Ну или во всяком случае почти невозможными.
Она наконец подняла голову.
– Посмотри на себя, – сказал мистер Магвайр. – Ведь ты удивительно хороша! Глаза от слез просто сверкают. А я слишком стар для всех этих глупостей. Мне ведь без малого сорок.
Слезы уже текли по щекам. Он стер их, нежно поцеловал ее – она прильнула всем телом. Но он сразу же мягко высвободился.
– Иди. А то девушки будут думать, куда ты пропала.
– Меня не заботит, о чем они думают.
– А тебя это должно заботить.
– Хорошо. Ради вас я буду заботиться об их мнении.
– Тебе нужно думать о своей репутации, – сказал он мрачно, – иначе ты просто погубишь себя.
– Пообещайте, что вы постараетесь как-то устроить свидание, – сказала она, изумляясь своей настойчивости и прямоте. Все это было как-то связано с Луизой, с чувством, что, если она не будет бороться, он найдет ей замену.
– Конечно, я постараюсь, – ответил он. – Ты что же, думаешь, мне самому этого не хочется?
Он стал тушить единственную еще горевшую лампу, а Эммелина, подхватив шаль, бегом спустилась с лестницы.
В эту пору она не грустила подолгу. Над всем господствовало чувство радости бытия, подобного которому она не испытывала и в Файетте. Ужасно хотелось, конечно, проводить время с мистером Магвайром, но не было ощущения, что без свиданий не вытянуть предстоящие месяцы в Лоуэлле. В ткацкой она подружилась с Луизой. Уверившись, что Магвайр относится к новенькой, как ко всем прочим, легко было разглядеть, какая же это славная девушка.
А в пансионе Эммелина стала неразлучна с Верной. Как только выдавалась возможность, обе старались оказаться вместе. Верна не раз повторяла, что Эммелина ей как сестра. У самой у нее было пять братьев, а вот сестры – ни одной. В письмах домой, ставших теперь гораздо более частыми, Эммелина рассказывала, что ни у Верны, ни у нее нет чувства разницы в годах и дружат они совершенно на равных.
