Джудит Росснер - Эммелина
Обойдя дом, она заглянула в кухонное окно. Он сидел там же, где и в прошлый раз, и, положив голову на стол, крепко спал. При виде этой картины и злость, и обиды сразу исчезли.
Она постучала в стекло, но он даже не шелохнулся. Попробовала толкнуть дверь. Та оказалась не заперта, и Эммелина вошла. Услышав шаги, он, толком еще не проснувшись, стремительно обернулся, словно бы испугавшись, а увидев ее, с облегчением рассмеялся:
– Ну знаешь, ты меня напугала до полусмерти.
Судя по голосу, он был не слишком-то счастлив видеть ее и явно нервничал.
– Как вы узнали, что они не вернутся до вечера? – спросила Эммелина.
– Они всегда приезжают к концу воскресенья.
– Так почему же тогда вы сказали…
– Не задавай глупых вопросов, Эммелина, прошу тебя. Она сняла шаль, но огонь в очаге прогорел, и было так холодно, что пришлось снова в нее завернуться.
– Ты что же, не понимаешь, чего мне стоит встречаться с тобой? – спросил он чуть ли не злобно. – Не понимаешь, что тебе не годится приходить сюда? Не понимаешь, что каждый раз, распростившись с тобой, я даю себе клятву, что повторений не будет?
– Нет, – сказала она, комкая концы шали, изо всех сил сдерживая подступающие слезы. – Я всего этого не понимаю. Мне не кажется, что я делаю больно кому-нибудь, и уж тем более вам. Ведь вы спасли мне жизнь, мистер Магвайр, и я просто не вынесу, если из-за меня вам теперь будет плохо. И… наверное, лучше мне просто уйти…
– Вы спасли мне жизнь, мистер Магвайр, – повторил он за ней изумленно. – Ах, Эммелина, Эммелина, ты даже не понимаешь…
Она ждала, чем он закончит фразу, но он вдруг резко спросил:
– Что это было?
– Не знаю. Я ничего не слышала.
– У парадного входа. Подожди здесь. – Он быстро вышел, но почти сразу вернулся. – Все в порядке. Ну, ладно. Пошли наверх, разведем там огонь.
Но нервозность не оставляла его и наверху. Он стремительно протащил ее мимо комнаты девочек, как будто то, что она хоть секундочку постоит возле двери, подскажет им потом, что приходил кто-то чужой. Разведя в спальне огонь, он подошел к окну, выглянул, но потом раздраженно пробормотал:
– Идиот, чего ради смотреть на улицу, когда они могут подъехать по Потакет-стрит и сразу же завернуть во двор, к сараю.
– Но зачем нужно смотреть, если они приедут только вечером? – спросила Эммелина.
– Кто может знать наверняка?! Однажды им показалось, что надвигается ураган, и они стали так нахлестывать лошадей, что прикатили до сумерек.
Пока было еще далеко до полудня. Стараясь согреться, Эммелина стояла спиной к камину.
– Сядь сюда. – Мистер Магвайр кивнул на кровать с изголовьем из металлических прутьев. – Сядь, прислонись к изголовью: хочу на тебя наглядеться.
Она послушалась, хотя оказалось, что опираться на прутья больно и неудобно. Он улыбнулся:
– Теперь ты в клетке. Когда захочу – отпущу, а когда передумаю – снова запру.
Она молча смотрела ему в глаза, не понимая, при чем тут клетка, и не догадываясь, что прутья спинки навеяли этот образ.
Взгляд мистера Магвайра смягчился. Прежде, когда его лицо вот так, неожиданно, делалось нежным, она сама словно бы расплывалась, превращаясь во что-то теплое и текучее, а сейчас все внутри сжалось в узел, ведь она знала – не пройдет и нескольких минут, как он уже снова на что-то рассердится. Мелькнула мысль: может, к лучшему, что теперь они смогут встречаться только на фабрике. Не надо ей этих мгновений острого счастья, если за ними всегда идет боль. Но стоило ему подойти к ней и, словно впервые, коснуться лица, как сразу, сметая все на пути, поднялась волна других чувств.
Как же ей жить без него столько месяцев? Без рассказов, которые она так любит слушать, без ощущения, что он рядом, без возможности говорить о себе. Ведь есть вещи, которые никому не расскажешь, а он понял бы – она это чувствует. Хочется, чтобы он, наконец, узнал ее семью так, словно сам прожил всю жизнь в Файетте. До сих пор он столько рассказывал ей о себе, что у нее просто времени не было раскрыть свою душу. Он совсем ничего не знает о Льюке, о маме. Не знает, как трудно ей ладить с Гарриет, не знает толком, почему так случилось, что она уехала на фабрику, не знает, как добралась до Лоуэлла, не знает и про Флорину. Как много нужно ему рассказать! Думая обо всем этом, Эммелина крепко вцепилась в руки мистера Магвайра, и он невольно отдернул их.
– Ты что? – Голос его звучал так, словно она сделала ему больно.
Выпрямившись, Эммелина пыталась стряхнуть наваждение. Паника охватила ее. Было такое чувство, будто, проснувшись после кошмара, в котором у нее отнимали все, что ей было дорого, она очутилась в не менее страшной реальности. Даже постель, на которой она сидела, была почему-то чужая. Борясь с желанием снова вцепиться в мистера Магвайра и страшась рассердить его этим, она отодвинулась торопливо на край кровати. Нет, нет, нельзя за него цепляться. Надо, наоборот, показать, что она не обуза.
– Что с тобой? – спросил он ее.
– Ничего. Я просто думала о Файетте. Может, летом я смогу туда съездить, увидеть маму.
– Иди ко мне.
– Не могу, надо уже возвращаться.
Но, как бывало и прежде, попытка уйти возымела обратное действие. Прижав ее к себе, Магвайр позабыл все на свете. И Эммелина тоже не помнила, ни кто она, ни где находится, пока не раздался полуденный звон колоколов.
– Одевайся быстрее, а то опоздаешь к обеду, – торопил мистер Магвайр.
Но Эммелина была спокойна и безмятежна. Она одевалась, чувствуя, что он наблюдает за ней, и впервые не делала даже попыток укрыться от его взгляда. Ей было не страшно опоздать на обед, но и необходимость уйти не пугала. Он сказал, что не мыслит себя без нее, и она этому поверила. Потом сказал еще, что всегда чувствовал холод и пустоту в сердце, что все эти годы, прожитые в Америке, чуть ли не каждый день мечтал отправиться на Дальний Запад искать золото. И только вот в последнюю неделю позабыл и о Западе, и о золоте.
Рот Эммелины неожиданно растянула зевота. Сейчас она пообедает, потом поболтает со Сьюзен и Дорой. Или немного отдохнет после обеда, а потом они, все вместе, выйдут погулять.
А поскольку сейчас не будет уже, наверно, времени взглянуть на витрины на Мерримак-стрит, она, может, сходит туда попозже и будет разглядывать шляпки так, словно думает, какую купить с январской получки. А может, к следующей зиме дела дома пойдут получше и она и вправду иногда будет себе что-нибудь покупать.
Он спросил, не хочет ли Эммелина, чтобы он проводил ее полпути.
– Нет, нет, не надо. Я и сама прекрасно дойду.
Когда она повернулась, чтобы идти, он снова сделал попытку удержать ее, но она увернулась, сказав с улыбкой, что он же сам отлично знает: ей пора.
