Мой грешный муж - Миа Винси
— О, Кассандра, — простонал он.
Его рука опустилась на ее бедро, твердая и теплая, и он провел ею вверх по ее боку, вызывая волну жара под ее кожей. Его дыхание и щека касались ее шеи, его волосы щекотали ее, и ее собственный стон наполнил комнату, когда он обхватил ладонями ее грудь и коснулся губами пульса.
Она сорвала повязку с глаз, заморгала в полумраке, наслаждаясь видом его сильной руки, обхватившей ее грудь. Его глаза были вопрошающими, горящими, и они поймали ее взгляд, когда он опустил голову и лизнул ее сосок. Удовольствие пронзило ее, и она выгнула спину, впиваясь пальцами в его шею.
— Ты сведешь меня с ума, — всхлипнула она.
— А ты меня.
Она запустила пальцы в его волосы и притянула его лицо к своему.
— Ты поцелуешь меня сейчас? — спросила она.
— У тебя какая-то фиксация на поцелуях.
— Только с тобой.
Не успела она произнести эти слова, как их губы встретились в страстном порыве. Он жадно впился в ее губы, и это разожгло в ней такую глубокую страсть, что это было так же странно, как и правильно. Его язык переплелся с ее языком, и она прижалась к нему, прижимая его к себе, ее руки снова стали дикими. Она боролась с его одеждой и рубашкой, пытаясь добраться до его кожи, а он не помогал ей, наслаждаясь ее ртом, как будто это было все, что ему нужно для жизни.
Пока он не оторвался от ее губ и не поцеловал в щеку.
— Еще.
Она схватила его за голову.
— Мне нужно, чтобы ты поцеловал меня.
И на этот раз она жадно впилась в его губы, не позволяя ему снова оторваться от нее. Она хотела все большего и большего — и его рука, о небеса, его рука, оставила ее жаждущую грудь в пользу бедра, внешней стороны бедра, внутренней стороны бедра, и она раздвинула ноги, едва ли понимая, чего жаждет, пока он не надавил на настойчивую боль, как раз там, где она больше всего нуждалась в его прикосновении.
Она с криком отпрянула от него, пытаясь отдышаться, их взгляды встретились, его пальцы гладили ее.
Поглаживали. Разжигая в ней огонь. Словно волшебник, повелевающий приливами удовольствия.
Он коснулся губами ее губ.
— Я собираюсь поцеловать тебя, — прошептал он ей в губы. — Так, как ты и представить себе не могла, что тебя поцелуют.
Он отодвинулся от нее, и она попыталась удержать его, но у него были свои планы, такие же безжалостные, как эти поглаживающие пальцы, которые меняли ее мир. Он провел своим горячим ртом по ее шее, к грудям, уделяя внимание соскам, пока она не забилась от невероятного удовольствия. А затем — о небеса! Он скользнул пальцами внутрь нее. Ее чувства начали угасать.
— Джошуа! Ты… я… О!
— Тише, милая. — Он прошептал эти слова ей на ухо. — Я еще не закончил целовать тебя.
Он оставлял дорожку из поцелуев на ее теле, ставя на ней клеймо своими теплыми губами и мягко-шершавой щетиной, а она ошеломленно смотрела, как он требовательно раздвинул ее бедра руками и расположился между ними. Нет, он бы этого не сделал. Не там, он не мог поцеловать ее…
Он поцеловал.
Наслаждение пронзило ее. Она выгнулась на кровати. Ее голова откинулась на подушки. Чья-то сильная рука придавила ее бедра, но она все равно извивалась, ища спасения от этих восхитительных ощущений, которые никогда, ни за что не должны прекратиться. Его язык был горячим, сильным и настойчивым, а его щеки на ее бедрах — грубыми и мягкими, и ее боль усилилась, скручиваясь в клубок внутри нее. Она попыталась пошевелиться, но он не позволил ей, и она хотела, чтобы это прекратилось, а он не останавливался, и она хотела, чтобы это продолжалось вечно, и это продолжалось, это продолжалось, а потом давление стало слишком сильным, и блаженство охватило ее, до самых глаз, до кончиков ее пальцев на ногах. Он отпустил ее, когда она выгнулась, задрожала и закричала.
И даже когда ощущения прошли, глухое биение ее сердца отдавалось сладкой, горячей пульсацией между ног.
Ее дыхание едва выровнялось, когда она почувствовала, что он поднимается с кровати. Она открыла глаза и улыбнулась ему, ожидая продолжения, ожидая, когда он отдаст ей всего себя. Он стоял у кровати, глядя на нее, и теперь она совсем не стеснялась своей наготы. Скоро она получит и его тело.
— Так вот почему, — сказала она.
— Да. Вот почему.
Его голос был хриплым. Она потянулась к нему, но он отстранился. Он качнулся к ней, качнулся назад. Он казался неуверенным, нерешительным. Это было странно. Он всегда был таким решительным. Даже когда он знал, что ошибается, он был очень решителен.
Его неуверенность передалась и ей. Она вздрогнула, хотя ей не было холодно.
— Джошуа?
— Что? — резко спросил он.
Она отшатнулась в замешательстве.
— Я не думаю, что это все. Мы…
У нее не было слов, чтобы выразить то, что она хотела.
— Это… это не даст нам детей.
— Этого достаточно. Я ведь сказал тебе, что смогу остановиться.
Он схватил ее ночную рубашку и бросил ей. Она инстинктивно поймала ее и сжала прохладную ткань в руках, когда дверь закрылась.
Щелчок.
Он запер дверь.
Оставив ее обнаженную и одинокую при свете свечей, с увядающей розой и этим сладким пульсом, затихающим между ее бедер.
НЕ УСПЕЛ ДЖОШУА нащупать ключ, как его трясущиеся руки оказались в его брюках. Он, спотыкаясь, пересек комнату, упал на колени и попытался освободиться одной рукой, зажав другую между зубами, чтобы заглушить стоны.
Сначала было абсолютное наслаждение, его мысли все еще витали в соседней комнате: Кассандра, о сладкое милосердие, Кассандра, поддающаяся невежливому желанию, нежная и дикая в своей потребности. Ее кожа под его ладонями, ее запах, туманящий его разум, ее вкус, наполняющий его рот, ее стоны удовольствия, ласкающие его слух, и, о, сладкое милосердие, ее взгляд. Сильная дрожь ее плоти, когда она кончила на его языке.
Но когда его наслаждение прошло, пришло отвращение к самому себе из-за пролитого семени, жжение от следов зубов на руке и пустота в груди.
Он всего лишь хотел подразнить ее. Почему все так вышло из-под контроля?
Но теперь она тоже хочет меня. Я в этом не сомневаюсь.
И все же он отказал ей и в этом. Самая великодушная женщина, которую он когда-либо знал, а он продолжал отказывать
