Мой грешный муж - Миа Винси
Она была само совершенство, и он был потерян. Каким же дураком он был, что затеял все это. Но он добился своего, и вот они здесь, и теперь он был для нее всего лишь потребностью. Потребность и слабый звон где-то в его мозгу, говорящий, что он не должен прикасаться к ней. Потому что… Потому что… Что-то там.
Ах, да, потому что, если он прикоснется к ней, мир рухнет.
Что за чушь.
— Я думала, ты этого не хочешь, — сказала она.
— Я смогу остановиться в любой момент, когда захочу.
— Так почему бы не остановиться сейчас?
— Потому что я пока не хочу.
Он обхватил пальцами ее запястья. Мир не рухнул.
— Потому что сначала я хочу посмотреть на свою жену.
Она позволила ему отвести ее руки от тела и опустить их по бокам. Ее полные груди поднимались и опускались. Округлый изгиб ее живота. Мягкость ее бедер. То, что обещали темные завитки в этом сладостном месте.
Его руки жаждали ласкать каждый дюйм ее тела. Его язык — попробовать ее на вкус. Его член — наполнить ее. Должно быть, что-то из его мыслей отразилось на его лице, потому что она ахнула и закрыла глаза ладонями.
Он неровно усмехнулся.
— Я все еще вижу тебя.
— А вот и нет.
— Какая жалость, потому что мне так нравится смотреть на тебя.
Он подошел так близко, как только осмелился, и коснулся губами ее уха. Ее волосы щекотали его щеку, и он подавил желание зарыться в них лицом. Ее глаза все ещё были закрыты.
— Тебе нравится, когда я смотрю на тебя? — прошептал он, вдыхая ее запах, чувствуя, как он наполняет его вены. — Будь честна сейчас.
С долгим прерывистым вздохом она сказала:
— Да.
О, милосердный.
— Ты бы хотела, чтобы я прикоснулся к тебе?
— Я… Это мой… Я имею в виду… Тебе обязательно советоваться со мной перед каждым шагом?
Она даже не знала, чего хочет, не говоря уже о том, как это выразить. Могла ли она представить, чего хочет он? Провести губами и руками по каждому мягкому, ароматному дюйму ее тела, от этих сочных грудей до живота. Раздвинуть ее бедра, прикасаться к ней и целовать ее, пока она не потеряет всякую связность мыслей. Пока она не забудет обо всем, чего хотела, кроме его прикосновений.
Он затеял эту глупую игру, а она подняла ставку и теперь не знала, что делать дальше. Теперь его очередь: он будет дразнить ее, мучить ее ее собственным желанием, пока она не поймет его силу и дважды подумает, прежде чем снова играть с ним. Рискованно? Он рисковал каждый день. И он сможет остановиться в любой момент, когда захочет. Он всегда сможет уйти.
Он отошел на более безопасное расстояние.
— Проблема с прикосновениями в том, что ты понятия не имеешь, к чему это приводит.
— Я знаю, к чему это приводит. — Ее тон был сухим, несмотря на придыхание. — Я про нашу брачную ночь, если ты вдруг забыл.
— Которая тебе не понравилась.
— Я выполню свой…
— Если ты еще раз упомянешь о своем чертовом супружеском долге…
Он замолчал. Ей нужно было понять, что играть с желанием — все равно что играть с огнем. Это была не единственная проблема, не самая большая, но все же проблема.
— Мне не стоит прикасаться к тебе, но, если я этого не сделаю, ты никогда не поймешь.
Он отвел от нее взгляд и огляделся. На столике у ее кровати стояла ваза с розами. Три розы, розовые и полураскрывшиеся.
— Какая незадача. Хорошо, что твой муж умеет решать творческие задачи.
Он вынул из вазы розу и повернулся к ней. Вскрикнув, она открыла глаза. Ой, холодная вода стекла по стеблю и попала ей на кожу. Капля попала прямо на самую мягкую и округлую часть ее бедра.
— Прошу прощения, — сказал он.
— Теперь ты научился вести себя прилично? — пробормотала она. — Сейчас?
Он не смог сдержать улыбки, вытирая каплю тыльной стороной ладони, что заняло больше времени, чем ему было нужно. Она ахнула, и он собрал всю свою волю, чтобы отдернуть руку.
Он насухо вытер стебель о свою одежду, затем наклонил бутон розы к ней, наслаждаясь ее замешательством. Он был настоящим дьяволом, дразня ее, но и это ему тоже нравилось.
— Я буду прикасаться к тебе, не прикасаясь, — сказал он. — Разве я не умный?
Он провел розой по ее приоткрытым губам, не отрывая от нее взгляда. За ароматом цветка скрывался другой аромат, более пьянящий, более сильный: запах ее самой. Он провел розой по ее щеке, вернулся к губам, провел по подбородку, по скулам. Она выгнула шею, подставляя ему свое горло, и он принял ее приглашение, проведя лепестками по ее учащенному пульсу, по впадинке между ключицами, вниз, к одному твердому соску. Он очертил вокруг него круг, затем провел рукой взад-вперед, его внимание разрывалось между видом ее тела и лица, и он подумал, не сошел ли он с ума.
Она тихонько всхлипнула и снова закрыла глаза, и его пронзила новая волна удовольствия.
Да, он сошел с ума.
— Вот, подержи это, — отрывисто сказал он.
Она открыла глаза, ошеломленно моргнула, затем взяла розу. Стараясь не обращать внимания на ее наготу и собственное возбуждение, Джошуа зажег вторую свечу и достал из кармана свежевыстиранный платок. Он расправил его на покрывале рядом с ней и начал складывать снова, на редкость неуклюжими руками.
— Повязка на глаза?
Ее замешательство было ощутимым.
— Так мы складываем платок для игры в жмурки.
— Ты сам сказала: если ты меня не видишь, то и я тебя. Тебе не нужно будет стесняться.
Она хрипло рассмеялась и сказала:
— Ты такой же глупый, как и я, — но не сопротивлялась, когда он повязал ей на глаза пахнущий лимоном платок, завязав его на затылке. Когда он осторожно перевернул ее на спину, она легко поддалась и осталась лежать, раскинув ноги.
Вот так: он снова прикоснулся к ней, и мир все еще не рухнул.
— С тобой все в порядке? — спросил он, пытаясь охватить взглядом ее всю сразу, лежащую перед ним, ее кожу, теплую в свете свечей, ее тело, мягкое и доверчивое.
— Думаю, да. — Она потянулась к нему, ухватилась за край его халата. — Это очень…
— Развратно? Скажи «развратно». Мне нравится, как ты
