Джулиана Гарнетт - Любовь на острие кинжала
Погладив массивную голову собаки, Рольф приказал ей лечь у его ног, и зверь повиновался. Эннис смотрела на пса, не сводившего с хозяина преданных глаз.
Такое ли будущее ждет и ее? Преданность и покорность хорошей собаки, которую можно подозвать свистом или же с безразличием отправить прочь? Нет, это не для нее. До последнего биения сердца, до последнего вздоха она будет сопротивляться тому, чтобы, как выразился однажды Рольф, стать покорной дрессированной сукой.
Она отвела глаза от собаки и вдруг поймала на себе взгляд Рольфа. Он смотрел неотрывно, в глазах был загадочный блеск, заставивший ее сердце сжаться. Неужели он ждет от нее этого – слепой, безотказной покорности? Если так, то он будет сильно разочарован, когда поймет, что его новая жена не собирается легко сдаваться…
Тонкая насмешливая улыбка тронула углы его губ, и Эннис с изумлением подумала, не высмеивает ли он ее растущий страх перед близящейся ночью.
Уже совсем немного времени оставалось до того момента, когда их проводят в брачные покои. Она прекрасно знала свои обязанности и понимала, что как-то ущемить его супружеские права – все равно что разрушить этот брак. Если она изберет такой путь, может выйти конфликт между ее и его вассалами, дойдет до кровопролития. Но просто уступить ему означает похоронить свое достоинство, свои надежды на духовную независимость. Она совершенно не представляла себе, как поступит, когда придет решающий момент.
11
Только Белл прислуживала своей госпоже в этом полутемном брачном покое, освещенном несколькими свечами. Она хотела бы ее подбодрить, но, готовя постель, сама нервничала ничуть не меньше Эннис. В комнате толпились веселые гости, отпускавшие шуточки, подчас самого грубого свойства.
Молодые стояли посреди комнаты возле стола с вином, холодным мясом и другими закусками. Эннис, не двигаясь, смотрела на своего мужа, Белл бормотала что-то насчет постели и белья, Рольф стоял рядом, безмолвный и отстраненный, прихлебывая вино из кубка. Один из гостей тронул его за локоть, говоря, что ему следует быть поживее, иначе он рискует, что его невесту уведет кто-нибудь более прыткий.
Рольф поставил свой кубок и изобразил на лице улыбку, больше похожую на гримасу:
– Прыткий, как вы, сэр Ридел? Будучи шерифом Линкольншира, вы, должно быть, ловко умеете орудовать нашими налогами.
Эта шутка вызвала всеобщий хохот и краску на лице Ральфа Ридела, который имел самое прямое отношение к взвинчиванию налогов, взимаемых с сеньоров и вассалов Линкольншира. У него была масса стычек с баронами из бунтовщиков, но и те, кто хранил верность королю, часто протестовали против его притеснений.
Хитрая усмешка скривила рот сэра Ридела:
– Да, милорд, это так. Но что касается вас, то все мои попытки стребовать с вас налоги оканчивались ничем. Ведь общеизвестна ваша прижимистость и скаредность во всем, что касается вашей собственности. Поэтому я не рискнул бы вольно обращаться с вашими деньгами – или с вашей женой.
Громкий смех был наградой шерифу, и даже Рольф улыбнулся. Он поглядел на Эннис и увидел, что она бледна и дрожит. Пора заканчивать эту игру, пока она не упала в обморок, а он не сделался объектом еще более грубых насмешек.
– Как вы верно заметили, сэр, я очень прижимист, – сказал Рольф громко, чтобы все его слышали, – и потому сейчас пришло время оставить меня наедине с невестой. Мы не новички и не нуждаемся в подсказках относительно грядущих радостей брака. Если никто из вас не хочет ощутить укол моего клинка, то попрошу всех уйти быстро.
– О, – блистательно отпарировал шериф, – настало время вашей невесте ощутить укол вашего нижнего клинка, я полагаю!
Громкий хохот и поток скабрезностей сотрясли своды. В конце концов Рольф и несколько его наиболее сильных вассалов буквально вытолкали гостей из покоев. Вэчел вышел вслед за ними, и их веселые вопли еще долго слышались в широких коридорах, когда они направились в зал, чтобы продолжить пиршество.
Глядя, как Белл хлопочет возле своей госпожи и уже начала помогать ей раздеваться, Рольф вдруг ощутил растущее беспокойство. Минута, о которой он грезил с первых же ее шагов в Драгонвике, вот-вот наступит, а он не чувствует радости. Одну только всеподавляющую пустоту… Нет слов, еще до конца этой ночи она будет его, но чем он овладеет? Телом ее, и только. А нечто большее? В ее глазах любви не было – только растущее смятение. Он уже видел такой взгляд раньше, у первой своей невесты. Но Марджори была девственницей, а Эннис – нет и должна отлично знать, что к чему.
Кляня себя за то, что он такой романтический осел, Рольф ничего не мог с собой поделать и желал чего-то большего, чем физическое наслаждение. Он мечтал познать то, о чем ему говорил Эдмунд, – мягкий восторженный шепот в ночи, глубокую интимность между мужчиной и женщиной, благодаря которой души их всегда рядом, несмотря на любую разлуку. В его жизни было мало любви, это правда, и он думал, что так и надо, что главное – его любовь к сыну и ответное чувство мальчика. Но это совсем другое дело.
И вдруг – он осознал это с тяжелым сердцем – что-то разбудило в нем те особые чувства, о которых так часто говорил Эдмунд. Ему раньше иногда случалось видеть их у других, и он тотчас понял, что с ним произошло. Времена были такие, что любовь между мужем и женой встречалась нечасто и стала воистину редким сокровищем.
Приглушенные голоса прервали его мысли, и Рольф увидел, что служанка уже закончила раздевать госпожу. На миг блеснула матовая кожа и великолепная волна распущенных рыжих волос. Затем Белл накинула на плечи Эннис просторную мантию.
Отодвинув часть занавеса, окружавшего кровать, Белл помогала своей госпоже, не забывая держать горностаевую накидку таким образом, чтобы скрыть Эннис от его глаз. Рольф улыбался про себя при виде этого последнего рубежа обороны и прихлебывал из кубка. Да, леди Эннис быстро заручилась верностью своего окружения, ничего не скажешь. Пример тому – юная Белл, ее очевидная любовь и уважение к хозяйке.
Когда Эннис скрылась за шелковой драпировкой кровати, между простынями и покрывалами, Белл еще раз поправила занавеси вокруг ложа и повесила снятую мантию на спинку стула. В комнате чувствовался холод, несмотря на гобелены во всю стену и наполненную углями жаровню, излучавшую тепло. Острый запах специй, стоявших на столе. Легкое колебание воздуха на миг приподняло занавес, Рольф мельком увидел Эннис, распростертую на подушках, наполненных гусиным пухом. В неярком свете свечей ее лицо казалось бледным. Перед ним промелькнули широко раскрытые испуганные глаза и обнаженные плечи. Его пальцы впились в кубок с вином.
