Мэри Николс - Наследство Уэстмера
Роберт замолчал. Он готов был поклясться, что, когда они танцевали и когда он ее поцеловал, их связывало родство душ, влечение, а не обычный флирт. Тогда зачем убегать от него? Неужели Белла не понимает, что ему безразлично, кто ее отец?
Спустя несколько минут они остановились у дома на Холлес-стрит. Дверь распахнулась, и Генриетта сбежала по ступеням вниз.
– Ты ее нашел? – Затем, разглядев Беллу, она воскликнула: – Ах, моя дорогая, как я рада видеть вас невредимой. – Роберт помог Белле выбраться из кареты, а Генриетта обняла девушку и повела в дом. – Входите же, входите. Как вы нас напугали! Я была в ужасе. Роберт все кругом обыскал.
– Да? – рассеянно произнесла Белла.
– Конечно, как только смог уйти от регента. Колетт настояла, чтобы Роберт был представлен.
– Я спряталась в беседке. А потом пошла забирать свою рукопись от мистера Нортона.
В комнате Беллу ждала Дейзи. Генриетта вместе с горничной сняли с Беллы запачканное бальное платье и белье.
– Теперь вы должны поспать, – сказала Генриетта, надевая на нее ночную рубашку. – Мы поговорим, когда вы проснетесь… – Она натянула одеяло на дрожащее тело Беллы, поцеловала ее в щеку и, наказав Дейзи не спускать с нее глаз, ушла.
Белла проснулась от громкого стука в парадную дверь. Она не сразу вспомнила, где она и что случилось. В комнату вбежала Дейзи с кувшином горячей воды, и Белла встала.
– Мисс Белла, графа хватил удар. За вами приехал Спунер.
Как громом пораженная, Белла опустилась на кровать.
– Он не… не…
– Нет, мисс, он не умер, но он зовет вас. Миссис Хантли велела мне вас разбудить. Они вместе с капитаном отвезут вас домой.
Дейзи забегала по комнате, вытаскивая вещи из шкафов и складывая их в сундук, который оказался слишком мал для всех купленных нарядов.
Белла сидела, не в силах пошевелиться от этого нового удара. Вошла Генриетта и села рядом, взяв Беллу за руку.
– Я так вам сочувствую, дорогая. Но, возможно, дела обстоят не настолько плохо. Увидим, когда приедем. А теперь Дейзи вас оденет. – И, обращаясь к служанке, сказала: – Не надо упаковывать все вещи. Их можно отослать потом, или они останутся здесь до возвращения мисс Хантли. Возьми только самое необходимое.
– Я не хочу, чтобы Роберт ехал, – уныло произнесла Белла. – Уговорите его остаться.
– Мне он необходим, дитя, а к тому же его светлость просил Роберта тоже приехать. А также Эдуарда и Луи.
Они прибыли в Уэстмер в прекрасный солнечный день.
– Да уже май, – с удивлением сказала Белла, заметив расцветший боярышник и зазеленевшие посевы на полях.
– Конечно. Сегодня воскресенье, девятнадцатое мая. Вы забыли?
– Да. В городе все по-другому. Я едва замечала, как бегут дни.
– Дома вам будет хорошо.
– Да. Но это звучит неблагодарно – вы ведь были так добры ко мне, хотя я этого не заслужила.
Генриетта засмеялась и похлопала ее по руке.
– Роберт мне все рассказал.
– Ой! Разве вы сможете простить меня?
– Уже простила. Все забыто. Теперь мы должны приготовиться к тому, что нас ждет в Уэстмер-Холле.
– Да. – Беспокойство о человеке, которого она привыкла считать дедом, вытеснило все остальные мысли из головы. Отец или дед, он воспитал ее в любви и ласке, а этого не забудешь, так же как свою любовь к нему, что бы он ни сделал.
На первый взгляд в Уэстмере ничего не изменилось: слуги, вестибюль, мебель, украшения и картины остались такими же, как и раньше. Жилая часть дома сияла чистотой. Эллен встретила Беллу с объятиями. Как только приехавшие сняли верхнюю одежду и уселись в маленькой гостиной выпить чаю с кексом, Эллен сообщила им новости о здоровье его светлости.
– У графа случился удар два дня назад, – рассказывала она. – Сначала мы решили, что это конец, но ему стало немного лучше, правда, левая сторона парализована. Он не говорил, а сегодня мы смогли различить несколько слов. Доктор Грэхем считает, что это обнадеживающие признаки. Он предупредил нас ничем его не расстраивать.
– Но я могу его увидеть? – спросила Белла.
– Конечно. Прежде всего он спросил о тебе. Белла встала, собираясь идти. Роберт тоже поднялся.
– Я пойду одна, – сказала она ему. – Если он попросит прийти тебя, я пошлю за тобой. – Она вышла из гостиной. Как трудно отдалять от себя Роберта, когда безумно хочется находиться около него, ощущать крепость его рук, быть им любимой. Но этому не бывать, и она должна оставаться равнодушной и отстраненной до тех пор, пока не решит, как ей поступить. А это в основном зависит от графа.
Белла неслышно вошла в затемненную спальню и приблизилась к кровати. Граф лежал высоко на подушках, одна половинка рта была опущена, глаза закрыты. Руки покоились поверх одеяла, а кожа на них была сморщенная и в пятнышках. Он выглядел высохшим и намного меньше, чем тот крупный мужчина, каким она оставила его всего несколько недель назад. Она села в кресло около кровати и взяла его за правую руку.
Он что-то неразборчиво пробормотал и заметался по подушке словно в дурном сне. Затем открыл один глаз.
– Фанни? – спросил он, сжав ей руку. – Фанни, это ты? – Он продолжал со стоном бормотать, но Белла различила только «жаль», «плохо» и «все плохо». Вдруг она уловила слово «прости».
– Дедушка, – сказала она. – Это я, Белла. Вы меня узнаете?
– Фанни?
– Нет, Белла.
Он повернул к ней голову и взглянул так, как будто впервые увидел.
– Изабелла. Хорошая… девочка.
– Вам что-нибудь нужно?
– По-почитай… мне. – Каждое слово давалось ему с трудом. – Там. – Он махнул правой рукой в сторону стола, где лежала книга. – Не-не могу… выносить… Б-Баттерз…
– Она старается, дедушка. – Белла взяла книгу.
– Юный… Роберт… с тобой…
– Да, и кузина Генриетта. – Он… лу-лучше всех…
– Кто? Роберт?
– Да. Объявили… о по-помолв… – Ему не удалось одолеть это слово, и он замолчал.
– Пока нет, – ответила она, едва не сказав, что не собирается выходить замуж, но вспомнила предписание доктора не огорчать его. – Объявим, когда вам станет лучше. Вам почитать, да?
Это был маленький томик сонетов Шекспира. Белла удивилась такому выбору. Вот уж не подозревала, что дед любит поэзию. Но, возможно, эту книгу выбрала Эллен. Она раскрыла томик там, где лежала закладка, и начала читать:
Когда, в мечты свои душою погруженный,
Я вспоминаю путь, когда-то мной пройденный,
Мне много вспоминать приходится потерь
И сгибшее давно оплакивать теперь.
Отвыкшие от слез глаза их вновь роняют
По дорогим друзьям, что мирно почивают,
– И, плача о своих остынувших страстях,
Я сетую о злом оплаченных мечтах.[3]
