Вера - Алиса Клима
– Вот записка для Пруста, – протянул он письмо Федосье. – Сошли завтра с Кузьмичом. Сядь.
Федосья присела и приготовилась. Ларионов подошел к окну, явно мешкая с разговором.
– Что в бараках? – спросил он непринужденно.
Федосья заморгала, пытаясь понять, откуда дует ветер, но понимая, что интересовал его только один барак.
– Анисья печальной сказалась, остальные все спят, – коротко ответила она.
– Все? – переспросил он.
Федосья пожала плечами.
– Ну, новенькие все, – подтвердила она.
– Что же нам делать с этой, как ее… Александровой? – проронил он и облокотился спиной о подоконник.
Федосья поджала губы, довольная правильностью своих предположений.
– А что с ней?
– Здорова она?
– Да вроде не жалуется. Только худая больно.
– Завтра пойдет на лесоповал, – сказал он вдруг. – Только Варваре скажи, пусть нормы не жмет на новеньких.
– Сделаю. Григорий Александрович, а вы бы к ним присмотрелись, побеседовали. Может, они на что еще сгодятся, – осторожно предложила Федосья.
Ларионов посмотрел на Федосью исподлобья.
– В свое время. Александрову надо поставить на место. Больно дерзкая и строптивая.
Федосья сочувственно кивала.
– А так она – ничего, – вкрадчиво продолжила Федосья. – Упрямство есть малость, но к ней надо с другим подходом – не через колено. Она – девка ученая, с изысками. Ей бы можно и тут по хозяйству со временем…
– Ну ладно, – оборвал ее Ларионов. – Я сказал, что будет видно.
Федосья ушла, зная уже, как ей действовать дальше.
Утром после завтрака, как обычно, заключенных построили, и Губина провела перекличку. Среди них была и Ирина. Ее назначили в бригаду Варвары. Варвара была лесорубом – одна из двух женщин-бригадиров в лагпункте. В ее бригаде работали сильные работники и выдавали хорошие нормы.
Было холодно и ветрено. Ирина чувствовала, что впереди их ожидает страшный день. Ларионов тоже вышел на плац в шинели и фуражке, щурясь от ветра. Он прошелся вдоль шеренг и остановился недалеко от Ирины. Они о чем-то говорили с Губиной, а потом та позвала Варвару и что-то втолковывала ей. Варвара бросила взгляд в сторону новеньких и кивнула. Потом Ларионов вернулся в избу, а заключенных строем повели под конвоем на делянки.
Шли они долго, с час, не меньше, и когда добрались до места, где должны были валить лес, Ирина уже чувствовала усталость.
Лагпункт Ларионова работал на лесобазу Тайгинского леспромхоза, который в тридцатые годы относился к Новосибирской области, но располагался фактически на границе Новосибирской и Кемеровской областей на расстоянии двухсот тридцати километров от Новосибирска, по северо-западной дороге, пролегающей через Красное на востоке, где находилась лесобаза, и через Кольцово или Гусиный брод на западе дороги.
На лесобазе в основном работали расконвоированные заключенные и наемные работники. На самом же лесоповале были заняты именно зэки лагпункта Ларионова.
Лесоповал считался в лагерях адом. Но многие заключенные отмечали и другие, более тяжелые и тоскливые работы: земляные или корчевание пней – более физически выматывающие и монотонные.
Лесозаготовительная промышленность имела сложное и комплексное устройство. Ларионову пришлось при назначении командующим лагпункта разбираться не только с порядком и бытом в лагпункте, но и с системой и нюансами лесозаготовки. Его предшественник проработал в лагпункте совсем недолго. После года работы его обвинили в сговоре с лесобазой и хищении государственного имущества и осудили на двадцать лет лишения свободы, сослав в Воркуту. Однако Ларионов пришел уже не на «нулевую» делянку. Работы были так или иначе развернуты, система хоть и малопонятная, но существовала.
Прочитать дополнительную информацию
Уже на этапе определения кубатуры лесники начинали мухлевать, показывая бо́льшую кубатуру, и тут не обходилось без туфты – прибавления объема к выполняемому плану. Ларионов понял это только тогда, когда однажды решил проверить склад с круглым лесом. Все звенья цепи стали очевидными. Цепь нельзя было разрубить (круговую поруку не так просто нарушить, а иногда и опасно), но и давать слишком много воли махинаторам тоже.
Когда Ларионов осознал эти тонкости, решил разобраться с ловкачами. Но вскоре осознал он и то, почему делать этого не следовало и что достаточно было дать им понять, что он в курсе их махинаций, чтобы лесники не «путали берега», как характеризовал их жульничество Кузьмич.
В течение первого года работы в лагпункте Ларионов выявил две фундаментальные проблемы: одна из них была организационно-бытовая, вторая – производственная. После решения этих корневых проблем стало легче двигаться дальше и удавалось управлять работами и лагпунктом более эффективно.
Первая проблема была связана со смешением среди контингента уголовников и политзаключенных. Тем не менее среди и тех и других были «работяги» и «придурки». Работягами считались все заключенные, задействованные на общих работах[14]. Придуркам вменялись «непыльные» подряды, в том числе учетчиков, лесников, сотрудников зоны, обеспечивающих делопроизводство и поддержку основного промысла – лесоповала.
Поскольку среди уголовников были урки или «блатари», жившие по жестким воровским законам, и уголовники, которые имели весьма косвенное отношение к строгому блатному миру (конокрады, мелкие экономические нарушители, «джентльмены удачи», нарушители паспортного режима и прочие далекие от блатного мира люди), первоочередно было разграничить урок и несистемных или неопасных уголовников, которые при социально благоприятных условиях в обществе вряд ли таковыми бы стали и имели достаточно неплохой шанс интегрироваться в обычную жизнь, выйдя из мест заключений.
Прежний начальник лагпункта не был, видимо, заинтересован в установлении порядка среди самих зэков. Дисциплина достигалась только наказаниями и угнетением заключенных. Ларионов достаточно быстро понял, что для выполнения рабочих задач необходимо ввести жесткий порядок на зоне и первым делом, насколько возможно, развести по разным баракам урок и безопасных уголовников и политзаключенных.
В некоторых бараках с политзаключенными уголовники все же были, но обычно неопасные и неагрессивные. Уже в течение нескольких недель дисциплина за счет этой меры улучшилась: снизились случаи драк, самоубийств, убийств, насилия и жалоб. При таком разделении не потребовалось далее отделять придурков от работяг. И работяги, и придурки делились с махровыми блатарями едой и всем остальным, что обеспечивало им относительно мирное существование, а блатарям позволяло не работать, играть по ночам в карты и потом отсыпаться днем в бараках. Их тунеядство было возможно только за счет паразитирования на других заключенных. А паразитирование было возможно только потому, что администрация это допускала.
Ларионов понимал, что авторитеты воров могли устроить саботаж в бараках, если их излишне пережимать. Поэтому он лично провел беседу с каждым и договорился о компромиссных правилах. Избежать договоров паханов и администрации на зоне было невозможно. Блатные были уважаемы среди своих, и вертикальные связи
