Эжени Прайс - Свет молодого месяца

— Это все прекрасно звучит, — сказал Джеймс Гульд, во время короткой паузы, — но что определенное предложит комиссия по резолюции?

— Да, — Джон Вилли был, видимо, доволен, что мистер Гульд сказал свое слово.

— Слова дешевы. Мы, южане, известны, Кинг, нашей болтливостью, а вот что именно мы должны сделать?

Послышался легкий шум одобрения. Только Хассарды сидели с бесстрастным выражением лиц, совершенно одинаково скрестив ноги.

— Я скажу вам одну вещь, которую мы должны сделать, — заявил Томас Батлер Кинг. — Для того, чтобы прекратить полную зависимость от Севера, нам нужно установить прямую торговлю с Европой.

Опять возник шум, на этот раз выражавший удивление.

— Прямую торговлю между Югом и Европой? — спросил Джозеф Демир.

— Да, Демир, — сказал Кинг. — Таким образом, прибыль от наших рынков не уходила бы из нашей прекрасной области, прибыль приходила бы сюда, а кредит и импортные товары можно было бы получать через местные коммерческие организации.

— Мне кажется, на организацию этого уйдет много времени. — Джеймс Гульд говорил негромко. Хорейс был горд прямотой отца, его пониманием реального положения вещей. Безусловно, для долгих, многословных переговоров времени не было.

— Это потребует времени, мистер Гульд, но вот поэтому-то и нужно, чтобы наши цели были известны, нужно, чтобы прямо-таки кровь закипела у наших плантаторов и торговцев, их надо возбудить, чтобы они поняли, что мы должны действовать, защищая себя, иначе нас предадут забвению федеральные тираны в Вашингтоне.

— Мне кажется, член Конгресса, ты здорово стараешься быть избранным на работу в городе, который ты так ненавидишь, — усмехаясь, сказал Бен Кейтер.

— Я совсем не ненавижу место, где находится Федеральное правительство, Бен. Не забудь, я родился на Севере, но мне надоело его господство. Я стал южанином по собственному выбору, и я не могу представлять свой избирательный округ в Хлопковых Штатах, если буду избран в Конгресс Соединенных Штатов, пассивно допуская их обнищание. То, что я старался сказать вам, джентльмены, это не против Федерального правительства, а в защиту нашего любимого Юга.

Хорейс не вслушивался в каждое слово, их было слишком много, но это он услышал и всей душой надеялся, что это правда.

— Если мы сможем установить прямую торговлю с Европой, — сказал Кинг, — мы сможем, хотя бы в отношении экономики, отделиться от Севера.

Слово «отделиться» заставило Хорейса сконцентрировать внимание.

— Мы должны стать экономически независимыми от тамошних людей. Как устраивать наши дела, знаем только мы сами. Индустриальная революция на Севере вызывает проблемы, совершенно отличные от нашего сельскохозяйственного образа жизни. Мы — большая страна, — настолько большая, что уже больше не похожи друг на друга, Север и Юг, ни в каком отношении, исключая нашу лояльность объединенной форме управления.

— Еще раз извините, мистер Кинг, — прервал его Джон Вилли, но для меня это звучит так, как будто вы предлагаете нечто вроде южного национализма.

Доктор Томас Хассард вскочил, свирепо уставившись на Вилли.

— Я считаю это замечание ненужным и нелояльным.

— Нелояльным чему? — спросил Джон.

— Нашему хозяину, прежде всего, раз это его предложение — и по отношению к Югу. Наше положение в Хлопковых Штатах невыносимо. Так не может продолжаться, и я со своей стороны не собираюсь сидеть и слушать, как горячая молодежь пренебрежительно отзывается здесь обо всем, что нам дорого.

Джон Вилли рассмеялся. Хорейсу тоже было смешно, на он сохранил серьезное выражение лица. Присутствующие разговаривали теперь между собой, так что он улавливал только отдельные фразы: «Вилли ничего особенного не сказал, обсуждение должно быть открытым», «Человек имеет право сказать то, что думает, включая и вас, Хассард».

Кинг хлопнул в ладоши, чтобы восстановить порядок.

— Надеюсь, мы все имеем право выражать свои мнения вполне мирно. Это свободная страна, наша Конституция гарантирует свободу слова, — но она также гарантирует права отдельных Штатов! Нам надо выступить с заявлением не против нашего национального правительства, а за права Хлопковых Штатов, гарантированных Конституцией. Мы протестуем только против тирании существующей Федеральной администрации, она явно в сговоре с промышленным Севером против нас.

По пути домой с отцом и Джоном Каупером Хорейсу было интересно услышать, что скажет его отец.

— Ну, сын, ты все время молчал.

— Да, сэр.

— Я тоже, Джеймс, — сказал Джон Каупер. — Но мне бы хотелось знать, Хорейс, какое впечатление мы на тебя произвели после стольких лет.

— Да, — присоединился отец, — какими мы тебе показались?

Хорейс ухмыльнулся, раздумывая, как ответить.

— Вы показались южанами, разгневанными — в различной степени.

Джон Каупер усмехнулся.

— Я думал, молодой Вилли и Хассард дадут друг другу по физиономии, не правда ли?

Джеймс вздохнул:

— Хассард так приходит в неистовство из-за этих неприятностей с границей владений. Чтобы Джон Вилли ни сказал, это все бесит Хассардов. Мне иногда кажется, что они ненавидят его.

— Да, и Джон Вилли тоже им спуску не дает, — сказал Джон Каупер.

— Я думал, что это уже все закончено теперь, — заметил Хорейс.

— Нет, это все продолжается, — его отец покачал головой. — Хуже, чем раньше. Боюсь, что это теперь перешло в личную вражду между двумя семьями.

— Да, Джеймс, так это и есть, и мне это очень не нравится. Очень не нравится. Такая ненависть, как натягивающийся нарыв, может отравить нас всех.

— Что ты думаешь об идее Кинга установить прямую торговлю с Европой, Джон?

Мистер Каупер глубоко вздохнул и медленно выдохнул, прежде чем ответить.

— Я не уверен. По первому впечатлению похоже, что мы могли бы осуществить то, что предлагает Кинг. Он очень способный человек. Но я согласен также с точкой зрения молодого Вилли. Это действительно было похоже на национализм — южный национализм. Я против этого.

— Я тоже, — убежденно сказал Джеймс Гульд.

Хорейс почувствовал облегчение. Вся эта идея независимых действий со стороны Юга беспокоила его, хотя в плане экономики это звучало хорошо — для Юга.

— Ну, — философствовал Джеймс Гульд, — и любят же они поговорить, южане.

— Да, Джеймс, очень даже. А интересно, будут ли они когда-нибудь действовать. Наверное, мне следовало сказать — интересно, будем ли мы когда-нибудь действовать.

— У тебя осталось ощущение незаконченности, Джон?

— Да, Джеймс, я ушел с ощущением незаконченности.